Читать книгу "Красная река, зеленый дракон - Михаил Кормин"

Сегодня был день последнего подготовительного ритуала. Маленький финал великой работы, затянувшейся почти на восемьдесят лет. Пора начинать собрание.

Медведев еще раз посмотрел на реку. Вода поднялась. Желтая трава у берега длинными прядями дрожала в холодных потоках. На противоположном берегу, у колодца, какая-то женщина в красной панаме и очках пробиралась по малиннику в сторону лестницы, идущей по склону на Набережную улицу, в Старосиверскую. Остановилась, поднесла правую руку ко лбу, чтобы защитить глаза от дождя, с полминуты смотрела на Медведева, а потом махнула ему рукой. Медведев помахал женщине в ответ, хоть и видел ее в первый раз. Инстинктивно улыбнулся, хоть и знал, что с того берега улыбка будет не видна. Дачники на «Южных странах», как называли эту часть поселка из-за пляжа в основании обрыва, прогревавшегося в самом начале купального сезона, были дружелюбны. Женщина развернулась и стала подниматься по ступеням крутой лестницы, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух.

После того, как дачница ушла, и Олег Иванович снова остался один на один с осенним сумраком, рекой и гудящими на усилившемся ветру деревьями сердце Медведева наполнилось спокойствием. Он до сих пор опасался, что дела чешуйки станут известны кому-то, кроме ее членов. Появлявшиеся на том берегу люди до сих пор пугали. Хорошо, что ритуал проходил в межсезонье. Так, будто Дракон хотел обезопасить себя ото всех. В любом случае, без лишних глаз и без лишних людей поблизости всегда лучше.

Медведев глубоко вздохнул. Воздух был холодным и сырым. Он выпрямил спину, как делал всегда перед началом церемонии, закрыл глаза и почувствовал движение воздуха вокруг себя, похожее на то, которое возникает когда, большая птица проносится над головой. Ветер взъерошил волосы. Медведев вытянул правую руку вверх, сжал кулак и привычным уже жестом поднес его к груди, изогнув локоть в особом, известном только адептам Дракона, жесте. Вокруг сжатого кулака Медведева беззвучно заплясало полупрозрачное изумрудное пламя.

Настала пора войти в дом. Все уже собрались, и сидят по своим местам, ожидая его появления.

Олег Иванович левой, не окруженной пламенем, рукой отворил стеклянные створки, отделявшие коридор от террасы, и привычным шагом направился в гостиную. Там, за продолговатым белым столом, действительно, сидели все пятеро. Пустовал лишь стул во главе стола. На который Медведев и опустился, вытянув руку с растопыренными пальцами, и положив ее на стол. Пламя сразу же исчезло. Это значило, что собрание начинается.

Сперва обсуждали то, что еще нужно сделать, подвели итог по знакам на земле и камнях. Четыре уже нанесены, «змеиные длани» на Лунном камне в Сиверской, на валуне у Старых Маргусов – в самом начале ручья, заваленного булыжниками, и на заросшем урочище у Поддубья. Конечно, не забыли и самый первый знак. Но вспоминали о нем с неохотой, так как в ходе работы стало понятно, что он должен был быть последним. Не критичный, но досадный промах. Находился он на чердаке Матвеевского дома в Карташевской. Это теперь было ясно, что он должен был замкнуть пентаграмму. Но тогда, в самом начале, Синицина с Алехиными выбрали именно то место потому, что Карташевская была дальше всего от Сиверской на схеме, что привиделась однажды Медведеву во время его снов. Ведь чем дальше, тем меньше шансов, что кто-то догадается?

Именно так говорила Синицина, сидя после своего первого выхода с баллончиками краски, «реагентом» и трафаретами в травмпункте Волосовской больницы. Она сломала ногу после того, как ей пришлось прыгать со второго этажа Матвеевского дома. Стоило всем троим закончить нанесение знака, как стены затрещали, и лестница, по которой они до этого поднимались наверх, изогнулась, ухнула и обвалилась, оставив в стене лишь несколько торчавших ступенек. Алехины смогли, держась за них, спуститься, Синицина – нет и, упав, раздробила лодыжку. Однако, травма художницы, готовой как оказалось на многое ради мировой славы, была не самым неприятным последствием появления пятилучевой зеленой свастики с головами змей на концах.

Знак разбудил Ансельмо Дель-Фаббро, «Старого Кузнеца», как называл его Медведев. Ведь именно так звучала эта фамилия при переводе на русский. При жизни это был комендантом детского концентрационного, а если официально – то трудового, лагеря в Вырице. Глава той чешуйки начала прошлого века, которая не успела закончить начатое. Олег Иванович понимал, что говорить о «пробуждении» старого итальянца, попавшего под Гатчину из Австрии, так любившего в свои редкие визиты в подопечное ему учреждение (на самом деле, наведывался он туда за материалом для ритуалов) приезжать на русской тройке со звенящими бубенцами в сопровождении любимого алабая Оззи, было не совсем верно. Никакого Ансельмо уже не существовало и в помине. После того, как во время отвода немецких частей из Карташевской кто-то из местных пустил Ансельмо пулю в голову из винтовки Мосина, о коменданте было говорить бессмысленно. Медведев точно знал, что итальянец погиб в Карташевской. Именно в Матевеевском доме, ставшем для той, прошлой чешуйки Ordo Viridis Draconis чем-то вроде дома Серьезного Человека – для нынешней.

И тем не менее, первая змеиная свастика что-то пробудила в темном, заброшенном доме. Это был не совсем начальник лагеря. Были это отзвуки, призраки, какие-то неясные отголоски того сознания, которое присягнуло на верность Дракону, может быть даже до того, как вступить в ряды Рейха. Эхо былой личности, обосновавшееся в доме, и до сих пор, наверное, пытавшееся завершить ту работу, что оно когда-то начало. Да и потом, не только лишь один комендант мог оказаться в составе этого сгустка силы, разбуженного неосторожно начертанным древним знаком. Могло оказаться, что все члены тогдашней «Общества Зеленого Дракона» очутились там, образовав некий единый клубок некротической энергии. Включая мать Медведева. Но проще было говорить именно о Кузнеце.

Уверенность в том, что бывший комендант лагеря в Вырице не ушел от пули давал Медведеву рассказ одного старичка, видевшего, как тело высокого мужчины в офицерской форме, с простреленной головой, немецкие солдаты загружали в машину. А то, что Дель-Фаббро проснулся подтвердила активность цыган и деда. Потерявших нескольких из своих хранителей «проклятого дома» за считанные месяцы. Комендант искренне ненавидел цыган еще при жизни, и Медведев в принципе представлял, что он чувствовал (если тени могут что-то чувствовать, конечно), когда увидел, кто бродит рядом с его владениями… Однако, и это не слишком беспокоило Олега Ивановича. Хуже было другое. Дух старого коменданта, по мере появления новых рисунков на камнях, призванных обозначить вершины звезды, начал выходить за пределы дома. Силы мертвеца стали распространять на сопредельные дачные участки и поселковые улицы. Его интерес вызывали уже совершенно случайные люди, никак не связанные с Ordo Viridis Draconis и теми, кто ему противостоял. И с этим воздействием Дель-Фаббро на «гражданских» нужно было что-то делать.

На это Медведев указал Загорному:

– Дмитрий Юрьевич, а ты в курсе, что по Карташевке ходит безголовое тело, кадавр, лишенный по воле действий бывшего коменданта концентрационного лагеря в Вырице разума, но сохранивший мотивацию?

– Это Пашка Голубев что ли? – Загорный попытался пошутить. – Он и раньше-то не особо с головой дружил…