Читать книгу "Портрет миллионера - Кэрол Маринелли"

Но Леонид вышел, не дожидаясь конца ее вопроса, и как будто запер дверь, хотя он этого не делал.

А Милли мысленно перебирала события злосчастного вечера и всего, что она знала о Леониде. Постепенно в памяти ожили штрихи, которые, как еще редкие капли дождя, предвещают шторм: испуг Анники и остальных, когда она назвала город его детства, его неожиданный приезд в Австралию, его полную растерянность, когда она говорила о доме.

Она поняла, что не задала ему главный вопрос: когда умерла его мать?

Милли нашла Леонида стоящим у окна. Неподвижный, напряженный, более красивый, чем любая модель в классе рисования. Видно было – ему больно, невыносимо больно. Милли чуть не заплакала.

При ее приближении он не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул.

– Сколько тебе было лет?

Ей не пришлось уточнять вопрос. Он закрыл глаза, он понял. Долго, очень долго Милли ждала его ответа.

– Три года.

– И когда ее не стало, твоя семья… – Милли очень хотелось, чтобы Леонид, прервав ее, сказал, что она ошибается в своих предположениях. – Они… Ты стал жить у них?

– Они были очень бедны, и у них были дети. Они не могли лишать их пищи. Ты не понимаешь, что значит бедность…

Он не упрекал, не пытался вызвать жалость. Милли поняла – он просто констатировал факт. У нее дрожали губы от ужаса, она употребила все свои силы, чтобы не заплакать. Милли не знала русского, но ей вдруг все стало понятно…

Она мягко положила руку на плечо Леонида.

– Детский Дом не город… да? Это детский приют? Тебя туда отдали?

– Нет. – Он взглянул на Милли – вернее, в этом направлении. Глядя на нее, он не фокусировал взгляд. Голос его был спокоен и бесстрастен.

Милли слушала его, смотрела на его сжатые губы, и ей казалось, что ее опускают в кипяток – болела каждая клеточка ее тела.

– Перед смертью мама долго болела. Она была так слаба, что пришлось поместить меня в дом малютки. Потом, когда мне исполнилось четыре, меня перевели в детский дом.

В этот момент Милли ничего не могла сказать. Возможно, позже она задаст ему миллион вопросов, но в этот момент…

– Твое предположение неправильно – не ревность и зависть. Я знал, у них не было другого выбора.

– Я не понимаю.

– Ты и не можешь понять. Лучше, если ты уйдешь…

– Почему ты так хочешь, чтобы я ушла?

Потому что ты все равно когда-нибудь уйдешь.

Леонид не произнес этого. Он смотрел на ее лицо, видел распухшие от слез глаза. Он корил себя за то, что причинил ей столько страданий, что из-за него на этом прекрасном лице, всегда готовом засиять улыбкой, застыло такое горестное выражение. Как же он умудрился испортить совершенство?..

– Лучше иди спать.

Милли не собиралась возражать. Она уважала его желание, продолжить разговор сейчас было невозможно.

– Мне жаль, – эти слова шли из самой глубины ее сердца. – Мне ужасно жаль, что тебе пришлось пройти через все это.

Она повернулась, чтобы уйти, но передумала и потянулась, чтобы поцеловать его на ночь. Простой дружеский поцелуй, выражающий ее тепло и расположение – самые невинные намерения.

Только он был не другом.

Возможно, поэтому ощущение его губ погрузило ее в мечту. Поцелуй затянулся. Какое блаженство чувствовать эти губы, закрыть глаза и прогнать из памяти все ужасы его детства. Но сладостное забытье сменилось ужасом – он оттолкнул ее от себя.

– Сейчас… я просил тебя уйти не потому, что сержусь, понимаешь? – хриплым, прерывающимся голосом сказал Леонид.

– Да.

Милли понимала.

Она очень хорошо понимала, что он имеет в виду.

И очень хорошо понимала, что делает, когда предложила ему другой способ успокоиться.

– Если скажешь, чтобы я осталась, я останусь, – ее голос звучал незнакомо даже для нее самой.

Необычная смелость предложения, но не только для Леонида, но и для самой Милли.

Ей не хотелось еще раз переживать его кошмары, лежать одной в постели, оплакивая его прошлое. Она видела – Леонид хочет ее, но боится прикоснуться к ней, потому и отталкивает, хотя их тела рвутся друг к другу.

Трудно идти на ногах, сделавшихся похожими на желе, но Милли очень старалась. Дверь в спальню оказалась очень далеко, она маячила впереди в каком-то зыбком тумане.

Туда сложно добраться, но если он снова велит мне уйти – я осилю этот путь.

Леонид не сказал.

Он вообще ничего не сказал. Вместо слов он прижался губами к ее рту в поцелуе, безумном и страстном, лишившем ее дыхания. Этот поцелуй даже причинял ей боль, но какую восхитительную боль! Леонид крепко прижимал Милли к себе, но ей хотелось прижиматься к нему еще крепче, еще теснее. Полотенце, обернутое вокруг нее, упало с ее плеч, она старалась стянуть с Леонида рубашку, чтобы чувствовать его кожу своим обнаженным телом.

Он целовал ее так яростно, словно порвались какие-то цепи, словно он вдруг освободился от оков и торопится воспользоваться неожиданной свободой. Губы его торопились узнать, что изменилось в ее теле за время их разлуки. Целуя, он невнятно бормотал:

– Весь день я был так жесток с тобой…

Ох, как жесток…

Сильные руки обняли ее талию, Леонид поднял Милли так, что они оказались вровень и ее ноги обвились вокруг его спины. Милли утратила смелость, потому что столкнулась с неизвестным, ее сексуальный опыт, который исчерпывался единственной ночью, не подсказывал, как быть. Выручил Леонид. Он помог ей найти правильное положение. Его глаза сказали ей, что все хорошо, все правильно, просто по-другому. Это было гораздо больше, чем секс ради секса, ради плотского удовольствия. Им удалось дать друг другу покой и тепло, избавить от леденящего душу чувства одиночества.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Если Милли думала, что откровения Леонида, их волшебный секс – все это сблизит их, она ошибалась.

Он будто никогда не прикасался к ней, никогда не делился с ней. Его прошлое снова стало запрещенной темой. Погруженный в свои мысли, чужой и далекий, Леонид жил по своему твердому ежедневному расписанию: бегал рано утром, потом отправлялся в офис и находился там до позднего вечера. А Милли, вместо того чтобы проводить с ним время, стать к нему ближе, посещала бесчисленные деловые обеды, за которыми следовали торжественные вечера. Да, он спал рядом, иногда во сне он обнимал ее, но только во сне. По-настоящему, осознанно, Леонид и пальцем ее не коснулся. Ночь за ночью она лежала одна, страдая от неудовлетворенного желания, глядя на человека, который сказал, что хочет на ней жениться, но которому она, похоже, вовсе и не нравится.