Читать книгу "Мавр сделал свое дело - Татьяна Полякова"

— Вот этого не скажу. Сам диву давался. В прежниевремена он числился экспертом в музее, потом вовсе нигде не работал. Могли бытькакие-то сбережения, доставшиеся от тестя, но, учитывая нашу российскуюисторию, они должны были раз пять сгореть. Думаю, он все-таки провернулкакую-то аферу, потому что как-то вдруг разбогател. То жил в обычной даче, вДубровке, она, кстати, тоже от тестя досталась, ходил во фланелевых брюках ивдруг отгрохал особняк прямо в заповедной зоне. Ты знаешь, сколько там землястоит? Сказать страшно. — Если уж Эдику страшно, значит, мне и знать ни кчему, чтоб по ночам не кричать. — А у него еще такой дом, каких поискать.

— И откуда на него такое богатство свалилось, ты незнаешь?

— Самому очень интересно. Коллекционеры народ мутный… Вобщем, последние лет пятнадцать он сидел в своем доме, практически ни с кем изнаших не общался, ничего не продавал и очень редко что покупал. У меня купилдве акварели. А чем он тебя заинтересовал?

Пришлось объяснить Эдику, что я делаю в доме Костолевского.На него это произвело впечатление.

— Если наследник решит продать картины…

Я обещала ему свое содействие и вновь вернулась кКостолевскому.

— На его счетах денег немного, и это здорово удивилородню. Его ведь считали миллионером.

— Чему удивляться, — вздохнул Эдик. —Коллекционеры живут тем, что постоянно что-то продают, что-то покупают.Разумеется, если нет другого источника доходов. Он ничего не продавал и непокупал. О других источниках его доходов я тоже ничего не слышал. Я уверен, летпятнадцать назад он провернул какую-то грандиозную сделку или даже несколькосделок, разбогател и потом жил на эти деньги как рантье. Хотя знаешь, слухи оподобных сделках все равно имеют хождение среди нашего брата. Но ни о чемподобном я, признаться, не слышал. Скорее всего, тесть оставил ему килограммкамней или слитки золота, которые он благополучно перевел в наличность. Протестя говорили, что он в Ленинградскую блокаду был в аппарате Жданова. В Питерев то время было чем поживиться. За кусок хлеба люди не только Шишкина, Рафаэлябы отдали. Имея его возможности…

— А что в народе говорят об убийстве Костолевского?

Эдик опять вздохнул.

— Да ничего не говорят. Был слух, что отравили, но ясам в новостях слышал, нападение. Шпана какая-нибудь. Хотя место там спокойное,как-никак у губернатора дом по соседству, но шпане на это наплевать. А тыдумаешь, его из-за наследства тюкнули?

— Не знаю, что и думать.

Мы еще немного поболтали, затем простились. Я вновьзадумалась.

Особой ясности разговор в ситуацию не внес. Скорее все ещебольше запутал. Спать по-прежнему не хотелось. Я подошла к окну, открыла его ивыглянула в сад. Озера из моего окна не было видно, но от открывшейся мнекрасоты захватило дух. На лужайке росли голубые ели, над ними висела луна,огромная и яркая, рядом кусты жасмина и цветущие розы, в свете луны их бутоныказались почти черными.

— Господи, как прекрасен мир, — прошептала я,устраиваясь на подоконнике. В кустах что-то зашуршало, а через мгновение яуслышала:

— Доброй ночи, принцесса.

Я перевела взгляд на землю и увидела Леопольда. Сложив ручкина груди, он смотрел на меня снизу вверх и улыбался.

— Привет, — ответила я.

— Ты еще красивее в этом лунном свете…

— Спасибо. Залезай ко мне, если хочешь. Мы могли быпоболтать. Сестра уехала, спать не хочется, а никто из родственников желанияпродолжить знакомство не вызывает.

— Ничего удивительного, — согласился со мнойкарлик. Леопольд мне нравился, и я не прочь была поболтать с ним. При этом яочень рассчитывала разжиться дополнительными сведениями о доме и егообитателях. В общем, я была в меру искренна и в меру корыстна.

Он подпрыгнул, уцепился за подоконник, а я помогла емувскарабкаться на него. Леопольд устроился поудобнее, опять сложил руки на грудии весело поглядывал на меня.

— Значит, ты осталась.

— Ты знаешь об этом пункте завещания?

— Конечно, я знаю все, — самодовольно ответил он.

— Ирина сказала, что ты дружил с хозяином.

— Ирина, — скривился карлик. — Терпеть ее немогу. Она отравила старика.

— Разве его не убили вон там, на лесной тропинке?

— Она его отравила, — упрямо повторил он.

— Мышьяком? — не удержалась я.

Карлик нахмурился, стало ясно: насмешек он не выносил,впрочем, я их тоже терпеть не могу.

— Арахисом, — серьезно ответил он.

— Вот уж не знала, что арахисом можно отравить.

— Конечно, можно, если у человека аллергия на него.Старик не выносил арахис. Просто не выносил. Однажды эта дура купила пирожных сарахисовым маслом, старик чуть не умер. Хорошо, Ирка додумалась позвонитьсоседу, он врач, смог спасти старика. Ирка тогда здорово перепугалась. А когдаузнала, из-за чего у дяди случился приступ, поняла, как от него проще всегоизбавиться. И к подруге сбежала, чтобы старику некому было помочь.

— Ты рассказывал об этом следователю?

— Им нужны доказательства. У меня их нет, потому чтоэта шельма хитрая. Я думаю, арахис она насыпала в коньяк, перемолов орехи вмельнице. На ночь старик всегда выпивал рюмку-другую. Старик ничего не понималв коньяке. Только делал вид, что понимает. Лишь бы этикетка была красивая. Онво многих вещах ничего не понимал, просто делал вид. Запросто мог выпить,ничего не заподозрив. Ирка не рискнула бы покупать арахис здесь. Но за неделюдо этого она ездила в город. К врачу. Бутылку из-под коньяка я не нашел, амельница была тщательно вымыта. С какой стати? Она сроду ее не мыла.

— Послушай, если бы все это ты рассказал в милиции, ихнаверняка бы заинтересовало… — серьезно заметила я. После разговора с Антономсказанное карликом уже не казалось совершенно глупым. Он вдруг захихикал.

— Ты не знаешь, какие у нас здесь дела творятся. Тыдумаешь, что рядом ходят люди, а.., посмотрела бы ты на родственников в светелуны. Кое у кого видны клыки, а у некоторых и того хуже… — Я невольнопоежилась, глядя на лужайку, залитую лунным светом. — Они могут оченьискусно притворяться, но я давно вывел всех на чистую воду. Хотя они думают,что это старик.

— Кто думает? — нахмурилась я.

— Все. Все эти уроды. Они считают уродом меня. Потомучто я маленький. Вот умора. Где это ты видела людей с хвостом и рогами?