Читать книгу "Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова"

— А как вы собираетесь ее искать… как это естьпо-русски… женщину легкого поведения?

Кайе, Кайе, неужели это ты?!

Пока я переживала внутреннюю драму, послышался звук поцелуя.

— Найдем, не беспокойся. Описание имеется, так что всеостальное дело техники.

— — Описание?

— Фоторобот. Хочешь, покажу? Кайе захлопала в ладоши, ая почувствовала, как всё мои оставшиеся волосы синхронно зашевелились и всталидыбом. Муженек Кайе поднялся с заскрипевшего стула, побродил по комнате ичем-то щелкнул — скорее всего портфельными замками. Я мелко затряслась и сунулав рот кулак — только бы не закричать!..

Вот он, мой приговор!

Сейчас он вытащит кусок дерьмовой ксерокопии, сунет его поднос своей жене, и Кайе тотчас же узнает меня… Дудки, Кайе, ты будешь молчать,ты не такая дура, ты должна понимать, что если ты сдашь меня, то я сдам тебя, иеще неизвестно, что будет убийственнее!..

Муженек-оборотень рылся в портфеле чуть дольше, чем япредполагала, а потом послышался его растерянный голос:

— Фу, черт, забыл… Ну, ничего, завтра принесу. Яоткинулась на подушку и нервно зевнула.

— Вечно ты все забываешь, Юри! Самое интересное — изабываешь!..

— Ну, не сердись, моя прелесть, моя маленькаяэстоночка! Хочешь, покажу тебе, как котик фыркает?

Твою мать! Так и знала, что нет ничего тупоумнее двухсупругов, очумевших друг от друга! Спустя полчаса я и сама очумела, прослушавот начала до конца радиоспектакль за книжными полками. Ментяра Юри (ну имуженька ты себе надыбала, Кайе Таммика или как там тебя теперь?) фыркал котом,квакал лягушкой, ухал совой, затем принялся изображать какое-то сумчатое и взаключение пустил петуха.

После всего этого безобразия они наконец-то угомонились,разобрали диван и выключили свет. А спустя некоторое время я услышалазадумчивый голос Кайе.

— Как ты думаешь, Юри, почему она его убила?

— Кто?

— Эта женщина. Того музыканта.

— Откуда же я знаю?

— Может, он плохо с ней обращался? Заставлял делатькакие-нибудь не очень хорошие вещи? Может быть, он сам хотел ее убить, и онапросто защищалась?

Слава богу, Кайе, хоть немного цеховой солидарности!

— Ага! — желчно оборвал жену Юри. —Защищалась, держи карман шире! Все они одно и то же лепечут, чертовыпроститутки! Собственноручно бы их расстреливал! С порядочной женщиной такогослучиться не может, девочка моя. И вообще, не нравится мне, что ты принимаешьвсю эту грязь близко к сердцу. Ты не должна об этом думать, ты у меня самаяхорошая, самая любимая…

После этого непорочная Кайе и ее суровый милицейский муж ещенемного почмокались и затихли окончательно. Счастливцы.

Выждав контрольные полчаса, я аккуратно спустила ноги скресла и сунула их в ботинки. Счастье еще, что сумка с орудием преступлениястояла рядом! Я подхватила ее, тихонько поднялась и подошла к окну. Первыйэтаж, и никаких решеток.

До свиданья, Кайе!..

* * *

С «Бронепоездом 14 — 69» мне повезло больше… Именно этотночной кабак я оставила на сладкое — на тот случай, если Кайе откажет мне впристанище и наступит время «Ч». Теперь это время наступило.

В «Бронепоезде», специализировавшемся на мужском стриптизе,заправляла еще одна моя таллинская подружка — Монтесума-Чоколатль. Я была однойиз немногих, кто мог называть ее так. В миру Монтесума откликалась на имяКаринэ Суреновна и была преуспевающей бизнес-леди. Способности к бизнесуоткрылись у нее совершенно случайно, после того, как к ней в койку (тожесовершенно случайно) попал какой-то впечатлительный престарелый швед снепроизносимым именем и такой же непроизносимой фамилией. Монтесума покорилашведа своим восточным темпераментом, и он, не выходя из номера, предложил ейруку и сердце. И лесопилку в окрестностях Треллеборга в придачу. Монтесумаоказалась девушкой сообразительной, быстро разобралась в деревообработке иорганизовала при лесопилке маленькую фабрику по изготовлению деревянной мебелина экспорт. Спустя два года маленькая фабрика превратилась в крупноепроизводство, а швед, не выдержавший такого бешеного темпа работы, отправился кпраотцам.

Монтесума, скучавшая по исторической родине, наладилапоставки мебели в Питер, а потом и сама перебралась поближе к русскому языку.Умудрившись при этом сохранить шведское гражданство. «Бронепоезд 14 — 69» былее любимым детищем, гораздо более любимым, чем три мебельных салона, которымиона владела. В конце концов, «Бронепоезд» тоже имел отношение к «дереву» —именно так нажравшаяся в свое время дерьма Монтесума именовала мужчин. «Дерево»и «членоподобное» — были для нее исчерпывающими характеристиками мужского пола.

…Сегодня за стойкой дежурил племенной жеребец Акоп, дальнийродственник Монтесумы, выписанный из Еревана. Я заказала мартини со льдом инесколько минут в тупом недоумении взирала на толпу распаренных баб, сдирающихплавки с очередного культуриста.

— Каринэ здесь? — спросила я у Акопа, допив своймартини.

Акоп кивнул и приветливо ощерился, обнажив безупречные,отполированные виноградной лозой зубы.

— Позвать?

— Будь любезен.

Он протянул мне еще одну порцию мартини (за счет заведения)и нажал на кнопку.

Монтесума появилась через три минуты и — так же, как иНаденька, не сразу узнала меня. Хороший знак.

Мы расцеловались, и она потащила меня к себе в кабинет.Образцово-показательный кабинет в урбанистическом стиле, над дверями которогоможно было бы смело повесить плакат: «ЖЕНЩИНЫ! БЕРИТЕСЬ НЕ ЗА ЧЛЕН, А ЗА УМ. ИВСЁ У ВАС ПОЛУЧИТСЯ!»

Монтесума усадила меня в кресло и устроилась напротив состаканом минералки в руках.

— Ты наконец-то это бросила, — удовлетворенносказала она, ощупав меня с ног до головы. — Бросила или нет?

— Почти.

— Хочешь поработать на меня? Больших денег не обещаю…Поначалу.

Она предложила мне работу впервые. Забавно.

— Боюсь, ничего не выйдет, — я постучала себя полбу и развела руками. — Для мебельного производства я не гожусь. Мозги не изтого материала. Стружка-с. ДСП. А в «Бронепоезде» у тебя одни мальчики.

— Ну, насчет мозгов я бы не торопилась. Слушай, а этастрижка тебе идет. Сама додумалась?

— Сама.

— Мои поздравления… Как Стас? Не подох еще? Монтесуманенавидела Стасевича так, как только может ненавидеть сутенера шлюха,вырвавшаяся из-под его опеки. Ненавидела искренне, яростно и восторженно.

— Подох, — честно призналась я, и Монтесумарассмеялась бархатным восточным смехом: она оценила шутку.