Читать книгу "Законодатели - Вера Крыжановская"

Вдруг на пороге входа показался человек высокого роста в длинном белом одеянии, с золотым, блестящим нагрудным знаком; голову его украшал клафт. Не могу выразить то чувство счастья, которое я испытал при виде его. Я не был в состоянии выговорить ни слова, потому что судорога сдавила мне горло; я бросился к незнакомцу и упал на колени. Но меня тотчас же подняла твердая рука, и глубокий гармоничный голос произнес:

– Удеа, сын мой, разве ты не узнаешь меня?

Все еще дрожа, взглянул я на него и теперь узнал в нем одного из великих иерофантов, Нараду, которого я глубоко уважал за огромную ученость и доброту.

– Учитель! – воскликнул я, целуя его руку. – Каким образом ты здесь?

– Иди, и мы побеседуем, – ответил он, ведя меня по коридору, освещенному фосфорическими шарами.

Дальше мы вошли в маленькую комнату, обставленную с такими удобствами, которых я давно не знал. Он усадил меня и дружески сказал:

– Ты спрашиваешь, почему я здесь? Разве ты забыл, что многие из наших, постигших уже высшую науку братьев, добровольно удалялись в это изгнание, чтобы направлять и поддерживать других, сосланных сюда для искупления вины, и помогать им среди лишений здешней жизни? Некоторым из них понадобилось по различным причинам вернуться на землю, а в числе изъявивших желание их заменить тут оказался и я.

Радость встретить наконец человеческое существо, а тем более учителя, с которым я мог поговорить, так взволновала меня, что из глаз брызнули слезы, а Нарада положил руку мне на голову и сочувственно сказал:

– Успокойся, сын мой. Я вижу, что самая трудная часть твоего искупления прошла; теперь ты отдохнешь здесь, около меня, и я покажу тебе много интересного, что украшает уже наше новое местопребывание.

Я поднял голову, а взор мага подкрепил меня и успокоил: такое понимание человеческих слабостей читалось в его глубоких непроницаемых глазах вместе со снисходительностью и бесконечной любовью.

– Учитель, могу я узнать, много ли здесь таких же, как я, братьев-изганников? – спросил я, успокоившись.

– Да с сотню. Они расселены по разным местам огромного материка, и позже я познакомлю тебя с некоторыми из них для совместной работы; а пока отдохни. Пойдем, я покажу тебе мое и твое временное помещение.

Нарада занимал три комнаты. Одна была библиотекой, вторая прекрасно оборудованной лабораторией с различными инструментами, а третья – спальней, служившей вместе с тем и для работы. Комната рядом предназначалась мне, и я скоро заснул крепким, здоровым сном на удобной постели.

Следовавшие затем дни были невыразимо приятны, я отдыхал физически, а разговоры с учителем были отдохновением для души.

О Земле мы не раз говорили, и тогда учитель доставил мне радость повидать Эбрамара и обменяться с ним несколькими словами. Мы беседовали как-то в его лаборатории; рассматривая незнакомые мне инструменты, и расспрашивая об их устройстве, я вдруг вспомнил, что слышал раньше, будто наставники сообщаются с другими планетами, и спросил, не поддерживает ли он сношений с нашей Землей. На это Нарада, улыбаясь, ответил:

– Вижу, что ты все еще не можешь привыкнуть любить и считать родной страной место своего изгнания; но ты не прав, потому что этот мир, как и тот – драгоценный перл в венце Создателя, излившего и на него Свои благодеяния. На твой вопрос я отвечу, что сношусь с братьями, и для твоего удовольствия покажу прибор, которым обыкновенно пользуюсь, но для этого придется подождать ночи.

С наступлением темноты Нарада повел меня в одно из ближайших зданий. Это была очень высокая кирпичная башня, по внутренней винтовой лестнице мы поднялись наверх.

Там, на площадке, стоял инструмент вроде большого телескопа, изобретенного позже на Земле; на конце длинной трубы был большой подвижной круг, покрытый изнутри студенистым веществом, испещренным тонкими фосфоресцировавшими линиями.

– Благодаря этому аппарату мы увидим, что происходит на нашей старой родине. Но великие посвященные всех миров нашей системы для сообщения между собою пользуются еще более совершенными приборами.

– А которая же из этих планет нашей системы самая интересная, наиболее совершенная? Земля ведь еще на очень низком уровне, а мир, где мы теперь находимся, населен дикарями! – заметил я.

– Ну, ну! За что такое пренебрежение к бедному миру! Ты должен знать по опыту, что и там, откуда ты пришел, далеко не везде процветают добродетель и гармония, а населяющая публика довольно беспорядочная. Самая совершенная планета нашей системы – Солнце; туда вовсе не допускаются низшие расы, и там не существует смерти.

Сказанное мною дает понять, что населяющие Солнце существа достигли той степени очищения, которая дает им возможность переходить в высшие системы без телесной смерти. Солнце всегда составляет последнюю степень каждой системы и, как ни странно это покажется человеку несведущему, а Солнце обитаемо, хотя никакой созданный человеческой рукой инструмент не может показать, что происходит за огненной оградой царственного светила.

Но вернемся к сношению с Эбрамаром. Сядь на этот табурет и приложи глаз к отверстию трубки.

Я сел и видел, как Нарада пальцем нажал пружину, и круг завертелся с изумительной быстротой; но сначала я не мог разглядеть ничего, кроме огненных черт. Через некоторое время вращение стало замедляться, и как будто приближалась огромная темная масса, потом появились очертания большого континента: предметы обозначались все яснее, и я мог различить уже во всех подробностях горы, долины и прочее. Это производило впечатление, точно я сижу у окна, и перед ним проходят виды населенных местностей. Но вдруг сердце мое усиленно забилось, потому что местность стала знакомой, и наконец показался дворец Эбрамара, окруженный садами, а на аллее, ведущей к террасе, он сам со свитком в руке. Казалось, что он смотрит на меня, приветствует рукою и улыбается. При виде друга и мест, где я провел с ним столько счастливых дней, меня охватило такое волнение, что закружилась голова. Я выпрямился и аппарат остановился.

Нарада положил руку на мою голову, и минуту спустя я успокоился.

– Ты приближаешь предметы при помощи вибрационного эфира? – спросил я.

– Да. Ты знаешь, насколько это вещество тонкое; а изучив законы пользования им, можно достигнуть самых невероятных результатов. Ведь мысль – не что иное как более усовершенствованный вид той же чудодейственной и чувствительной субстанции. Где предел могущества мысли? Куда не могла бы она проникнуть? Какое расстояние, какое пространство не пролетает она быстрее света, не зная никаких преград? А если она хорошо обработана, то может даже оставить отпечаток своего посещения. Сейчас сделаем маленький опыт в таком роде. Спустимся в лабораторию.

В лаборатории Нарада взял пластинку, поверхность которой была покрыта слоем серого, студенистого вещества, с края к ней приделана была маленькая, тонкая, как волос, спираль, оканчивающаяся крошечной иглой, которая раскалилась добела, как только учитель наложил руку на нижнюю часть спирали.