Читать книгу "Бесы в красной гостиной - Валентин Логунов"

Господствующей формой хозяйственных отношений в стране стал бартер – игнорирующий центр, идущий помимо него натуральный обмен между производителями. В последнее время он все активнее поддерживается местными властями, спасающими с его помощью свое население от голода, заводы и фабрики от остановки, а себя – от социального взрыва».

Возможен ли компромисс между лидерами и между их силами? Да, возможен, ибо новая политическая сила рекрутируется как из «правых», так и из «левых» производителей. Центру не остается ничего другого, как попытаться привлечь на свою сторону хозяйственников и трудящихся. Но в таком случае Горбачеву и вообще всей старой системе придется принять реальность, а значит, принять рынок. Ельцин сделал решительные шаги навстречу производителям. Всем, находящимся под юрисдикцией России, дана хозяйственная свобода. Можешь работать сам по себе – скатертью дорога, с властями отношения простые: плати налоги и хозяйствуй на здоровье. Власть хозяйственнику отныне не помеха. А что же Горбачев? Либо он, делают вывод авторы, совершит второй в своей жизни подвиг переоценки ценностей и вторично уйдет от обреченных старых структур, либо упустит свой шанс удержаться на политической сцене.

Итак, авторы приведенной статьи пришли к выводу, что лидеры стоят на противоположных берегах, каждый со своей командой: у Ельцина демократы и рыночники, у Горбачева – старые структуры. Шанс удержаться на политической сцене у Горбачева один: покинуть обреченные структуры. Но он ведь давно их покинул! И дело вовсе не в якобы разных подходах к реформам. На этом этапе они у того и другого мало чем отличаются. Прячась за пустой, не заполненный содержанием «союз суверенных республик», Ельцин преследует иную цель. Послушаем его.

Цитата. Верю: Россия возродится

«Российская газета», 4 июня 1991 года.

Печатаются фрагменты.

«Важнейшим фактором сегодняшнего дня является утверждающееся в политическом сознании новое видение Союза. Союз суверенных государств – теперь уже не абстрактная цель. Мы движемся к нему, это уже реальный процесс. Его долгое время не хотели замечать, пытались затормозить, не останавливаясь даже перед угрозой распада страны. И немало преуспели в этом. Как же можно было не уважать волю республик, их народов, если 11 месяцев не могли даже произнести это словосочетание – «суверенитет республик»? …Единственно жизнеспособная форма совместного существования республик начинает признаваться. Правительство (российское. – Авт.) получает многочисленные просьбы о переходе под юрисдикцию России от предприятий союзного подчинения. Мы им говорим «Добро пожаловать», обеспечим свободу.

Не получается пока стабильного и плодотворного сотрудничества государственных структур России и Союза, России и других республик.

Мы своим решением будем 75 процентов валюты оставлять предприятиям.

Мы намерены в сжатые сроки, опираясь на поддержку республик, установить контроль за эмиссией денег.

Отстоять одноканальную систему налогов. Центр в этом оказывает сопротивление, сам хочет собирать налоги. Мы говорим: нет, все поступит в республику, а уж республика – расчётную! – передаст какую-то долю в союзную казну. Россия должна решать, куда и сколько отчислять из собственного бюджета. А то президент СССР хочет распоряжаться нефтью и газом. Он хочет, чтобы оборонные предприятия были подчинены союзному правительству. Мы против.

Закон о КГБ – реакционный. Мы будем готовить свой закон – о российской госбезопасности. Руководство РСФСР намерено подписать с министром обороны СССР Язёвым документ о функциях армии на территории России».

В этом выступлении даны все ответы на вопрос, чего на самом деле добивался президент России. Лишая государство права на сбор налогов, выводя из его юрисдикции предприятия, беря контроль над военно-промышленным комплексом, создавая свои органы безопасности, разрешая или не разрешая министерству обороны размещать войска на территории России, распоряжаясь иностранной валютой, Россия действительно получала реальный суверенитет. Но при этом исчезало, испарялось другое, «чужое», фактически «вражеское» государство – СССР.

Эдипов комплекс

Михаил Сергеевич, утверждая, что его конфликт с Борисом Николаевичем не носит личного характера, по-моему, был не прав. Ельцин никогда не был демократом, и его поддержка реформ Горбачева носила чисто утилитарный характер. Он поддержал бы любые начинания и идеи генерального секретаря партии взамен на близость к нему. И хотя они одногодки, Ельцин относился к Горбачеву как к отцу. И страшно обиделся на Горбачева, когда тот удалил его из политики, как обижается сын на отвергнувшего его отца.

Отторжение случилось в бытность Ельцина на посту первого секретаря Московского горкома партии. Ельцина не успели еще сделать членом политбюро, но Лигачев и другие члены политбюро, собравшись обсудить обстановку в стране в отсутствие Горбачева (он был в отпуске), пригласили и Ельцина.

Разговор состоялся принципиальный. Нарастала тревога по поводу положения в государстве. Зашла речь и о судьбе Горбачева. И тогда Ельцин со свойственной ему категоричностью заявил, что не только не желает участвовать в закулисных разговорах, но и сообщит о них генсеку. Один из его помощников (фамилию по известным причинам не назову) направился на Черное море с запиской, написанной Ельциным от руки, в которой он информирует Горбачева о «тайной сходке».

Горбачев прилетел в Москву. Но соратники недоуменно пожимают плечами: да, собирались, да, обсуждали ход реформ, что же касается «заговора», то это выдумка психически неуравновешенного Бориса Николаевича. И вообще, назначение его на такой ответственный пост, каким является пост первого секретаря Московского горкома партии, видимо, ошибка. Он жестоко расправляется с кадрами, одного из секретарей райкомов Москвы довел до того, что тот покончил с собой. Принимает необдуманные решения. Навязчиво и нескромно афиширует себя. И так далее, и тому подобное.

Что делать Горбачеву? Поверить Ельцину – значит разогнать большую часть политбюро. Сделать вид, что соратники тайных вечерей не устраивали, и понаблюдать за ними? Но в таком случае придется освободиться от информатора. Горбачев принимает второе решение.

Мне довелось быть на пленуме горкома партии, куда доставили Ельцина из больницы. Ходили слухи, будто врачи накачали его разными лекарствами. Он действительно чувствовал себя плохо, и выступление его оставило тягостное впечатление. Да и кто чувствовал бы себя «в своей тарелке», когда с трибуны несся поток обвинений и несдерживаемой злобы, в том числе, и от тех, кто еще вчера славил своего шефа? Такая деталь: один из секретарей горкома после пленума сказал мне, что накануне подготовил два выступления на тот случай, если получит слово. В одном – поддержка Ельцина, в другом – осуждение. И, оказавшись на трибуне, вспотел: забыл, в каком кармане какое выступление. Из меня, рассказывал, ручьем потек пот. Однако посчастливилось: вынул «правильную» речь, с осуждением. Он, рассказывая об этом, не понимал, какую мерзость только что совершил, не отдавал отчета, какая это стыдоба.