Читать книгу "Ведьма западных пустошей - Лариса Петровичева"

Сам Моше, невероятно жирный, похожий на бледную жабу, восседал за стойкой. Лысина, поросшая редкими рыжими волосами, блестела от пота, в пальцах-сардельках порхали золотые колечки, окруженные сверкающими пылинками от пластинки артефакта: Моше плел цепь. Бастиан кашлянул, Моше приподнял увеличительное стекло с правого глаза и хрипло осведомился:

— Чего изволите?

Бастиан снова вынул свой жетон и ответил:

— Золотые запонки со львом продаете?

Моше кивнул с поистине королевским достоинством.

— Было дело, но сдал партию поставщику и больше не завозил. Эти сволочи с Пешеходной загубили мне всю торговлю, я не могу так крутить цены, как они.

— Мне нужен список тех, кто купил такие запонки, — сказал Бастиан. Моше снова кивнул и сунул лапищу куда-то под стойку — вынул какой-то старый журнал с кругами от чайной чашки на обложке, выдрал из него страницу, на которой было чистое место, и взялся за перо.

— Две персоны, — произнес он. Перо в его пальцах прыгало и плевалось чернилами. — Если бы не твари с Пешеходной, было бы сто две. Сижу вот теперь из-за них, чтоб им болотный бес приснился.

Бастиан понимающе кивнул и опустил пониже руку со своим свертком. Моше протянул ему листок и поинтересовался:

— Это из-за убитых девушек? Тина Эквели заказывала у меня колечко, носила, не снимая. А нашли ее уже без него.

«Значит, он еще и коллекционер, — подумал Бастиан. — Забирает что-то на память».

— Как оно выглядело, это кольцо? — спросил он. Моше с тяжелым вздохом сполз со стула и шагнул в неприметную дверку за своей спиной. Бастиан невольно задумался о том, покидает ли ювелир мастерскую. Может, так и живет тут, потому что ему трудно подниматься по лестнице?

Моше вернулся с маленьким белым листком, протянул Бастиану, и он увидел карандашный набросок. Кольцо действительно впечатляло — сотканное будто бы из золотой паутины, в центре которой хранился бриллиант, капля росы в логове паука. Оно заставляло смотреть на себя, притягивало взгляд снова и снова.

— Сам создал, — со сдержанной гордостью произнес Моше и уточнил: — Мой рисунок.

— Очень красиво, — похвалил Бастиан. — Спасибо, теперь я знаю, что искать.

Моше забрался на стул и опустил увеличительное стекло обратно на глаз, давая понять, что разговор закончен.

Выйдя из мастерской, Бастиан несколько минут стоял просто так, глядя по сторонам. Потом он опустил глаза на список и вдруг словно споткнулся о знакомое имя, увидев обрывок статьи:

«…следствие провел лично министр инквизиции Альвен Беренгет, который установил, что Эдвин Моро действительно покончил с собой, используя артефакт. Разорение и потеря чести лишили его рассудка».

Бастиану показалось, что солнечный день стал еще светлее. Отец! Он был в этом городе, он ходил по этим улицам — Бастиан вдруг понял, что улыбается той детской растерянной улыбкой, которая идет откуда-то из тех глубин души, где таится самое хорошее и доброе.

Отец здесь был. Это казалось Бастиану прикосновением к душе — ласковым, ободряющим. Это дало ему надежду.

Решив обязательно сходить в библиотеку и поподробнее изучить дело, которое отец вел в Инегене, Бастиан двинулся в сторону полицейского участка.

***

Когда Аделин вышла из больницы, убедив врачей, что поедет домой и будет послушно лежать в постели, то увидела, что возле полицейского участка медленно, но верно назревает скандал на самой верхушке инегенского общества.

Благородные господа все-таки переступили через упрямство и гордыню и привезли дочерей для установки маячков в ладони, но стоило первой впечатлительной барышне картинно упасть в обморок от боли, как отцы и матери принялись возмущаться, причем в тех выражениях, которые не во всяком кабаке услышишь. Хейм Геверин, отец покойной Магды, который привез к участку юную Альдин, разглагольствовал громче всех.

— Произвол! — услышала Аделин. — Полицейский произвол!

Из участка вышел офицер Бруни, вывел бледную, но решительную Золли. За ними показались господин Арно и Бастиан, и полицмейстер решил сразу же пойти в атаку.

— Тих-ха-а! — рыкнул он так, что некоторые благородные господа невольно присели. Клер Эвглен даже постучала пальцами по виску. Полицмейстер умел произвести нужное впечатление. — Прекратить базар! Немедля!

Убедившись, что его слушают, господин Арно продолжал уже спокойнее:

— Все маячки должны быть установлены! Это поможет нам отследить и спасти девушку, если убийства еще будут! Люди, это же ваши дети. Это для их спасения. Неужели вы этого не понимаете?

Геверин сжал губы в нитку.

— Вы уже не спасли одну мою дочь, — практически выплюнул он. Альдин испуганно сжала отцовскую руку; Геверин выглядел так, словно наконец-то нашел тех, кто виноват во всех его бедах, и теперь не собирался давать им спуску. — А теперь я должен дать вам изувечить вторую?

— Не изувечить, — тон Бастиана был таким, что некоторые родители, которые хотели было отправляться с дочерями домой, передумали уезжать. — Золли, покажите ладонь, пожалуйста.

Золли продемонстрировала всем свою пухлую ладошку и звонко заявила:

— Уже совсем не больно! Это как прививка!

— Вот именно, — кивнул Бастиан и добавил, глядя над головой Геверина: — Если бы вы соблюдали карантин для девушек, было бы гораздо проще. В такие времена надо сидеть дома под охраной слуг, а они разгуливают, где хотят. И наш убийца ходит себе, как лиса в курятнике, выбирает добычу послаще.

Геверин вскинул голову. Аделин вспомнила, как отец говорил, будто бы ему, в общем-то, безразличны дети. Восемь дочерей, три сына, и это только законные. А вот то, что кто-то осмеливался диктовать ему, как поступать, задевало его очень глубоко.

— Я дворянин, — гордо произнес он. — И вы… — он сделал паузу и посмотрел на Бастиана с таким презрением, словно тот был нищим из канавы, задумавшим учить его добродетелям. — Вы не засадите меня под замок, и никто не засадит. Я — свободный человек!

Аделин заметила, как остальные собравшиеся закивали, соглашаясь. Да, ни один дворянин и ни одна дворянка не запрут себя дома летом, когда светит солнце, в магазинах новые товары, а шкафы ломятся от платьев, которыми еще не вызвали разлитие желчи у соседей. Приказывать им может только лично ее величество, но королевы сейчас здесь не было. Бастиан перевел взгляд на Альдин, которая по-прежнему жалась к отцу, и сказал:

— И он заберет эту невинную овечку. Зачарует, она сама сядет в его экипаж, и он вывезет ее в свое логово. Потом надругается над ней. Всесторонне, как ему только захочется. Потом зарежет, как свинью, и выбросит тело. Подбросит на городскую площадь, чтобы горе и позор вашей семьи увидели все.

Юная Хасин, единственная дочь Али Эмина, торговца пряностями, который купил дворянский титул год назад, вздохнула и без чувств опустилась на руки родителя. Золли смотрела с торжеством и еще раз показала всем ладошку: вот, видали? Случись что, лиходея поймают, а меня вырвут из его грязных лап!