Читать книгу "Темнота драконов - Сет Патрик"

– Началось, – вздохнул из-за стены Генри. – Он будет кричать, пока не осипнет.

– Да-а-а-а! – Гамельнский Крысолов потрясал самые глубины Тьмы. – Да-а-а-а!

Патч содрогнулся и зажал уши, но всё равно продолжал слышать эти истошные крики.

Только через пару часов они стали стихать.

9

Лучше дома места нет

– Трубы!

Патч резко открыл глаза. Он помнил только кошмар, который видел во сне: пальцы Гамельнского Крысолова тянулись к нему из-под пола.

– Трубы, Патч! – прокричал Генри. – Ну же, вставай! Трубы!

Мальчик всё вспомнил. Быстро подобрав посуду, он повернулся к двери ровно в тот момент, когда из проёмов выступили металлические трубы. Густая жижа потекла из одной, широкой, а из другой хлынула вода. Мальчик оказался рядом как раз вовремя, чтобы успеть подхватить половину своего обеда – остальное вывалилось на пол, прямо в гниющую кучу.

Патч осторожно изучил содержимое миски. Это оказалась вязкая каша с частичками хрящей. Он осторожно попробовал её, ожидая, что блюдо окажется совершенно несъедобным, но всё оказалось не так плохо. Правда, съев это месиво, мальчик всё равно чувствовал голод. Он оглядел то, что пролилось на пол, потом взглянул на остатки еды, которую сбрасывали Невинному Джеку, когда тот уже не вставал с постели и лежал как груда тряпья в дальнем углу камеры.

Наверняка можно как-нибудь аккуратно поддеть сегодняшнюю кашу? Так, чтобы не подцепить тухлятину вместе с… личинками?

«Нет!» – приказал он себе. Интересно, сколько времени нужно человеку, чтобы совсем опуститься и начать есть кашу прямо с пола?

Кем он сам станет через год? А через десять лет?

Отставив пустую миску, мальчик подошёл к окошку, откуда можно было увидеть мир. Сияло солнце, и, встав на цыпочки, он разглядел верхушки деревьев далёкого леса. И понял, что никогда больше не сможет там погулять, ощущая солнечные лучи на своём лице.

Патч всхлипнул, упал на колени и замер, утопая в захлёстывающей душу жалости к самому себе.

Непонятно, сколько времени прошло, но вдруг послышались шаги. Они приближались к его двери.

Щёлкнул замок. Мальчик поднялся, в этот же миг тяжёлая дверь открылась. На пороге стоял Эрнер в чёрно-фиолетовом наряде Высшего Флейтиста. В руках у него был кошель и какой-то свёрток. За спиной маячил стражник, ещё более крупный, чем Фарнел.

Эрнер вошёл в камеру, и дверь захлопнулась с гулким эхом. Юноша огляделся и заметил щель в между стеной и полом, которая вела в камеру Генри. Подняв одеяло, он тщательно её заткнул.

– Ну что за манеры! – приглушённо прокричал Мутный Генри. – Я вообще-то хотел бы послушать, что у вас там происходит!

Эрнер повернулся к своему другу.

– Лучше нам поговорить без свидетелей, – сказал он. – Я пришёл не один.

Рен выглянула из кошеля. Патч протянул руку, и тайная гостья запрыгнула к нему на ладонь, взбежала на плечо и лапками обняла за шею.

Мальчик широко улыбнулся, не сдерживая слёз.

– Я так рад видеть вас обоих, – прошептал он.

Эрнер с улыбкой кивнул.

– Она очень милая, – сказал он, – и отлично научилась говорить на мерисаксе, даже удивительно, что так быстро, ведь раньше никогда не изучала этот язык. – Да, она умница, – ответил Патч и посмотрел на Рен, которая с гордостью кивнула.

– Ещё какая! – согласился Эрнер. – Знаешь, нас с Магистром Стоуном отправляют на следующее задание, и, боюсь, Рен будет со мной небезопасно. Я предложил оставить её кому-то из своих друзей, кому доверяю, но она не хочет, чтобы я вообще кому-то о ней говорил. К тому же Рен отчаянно хочет к тебе. Теперь, когда ты в камере, ей тут наверняка будет лучше. А я вернусь через пару недель.

– А ты что-нибудь узнал по поводу заклятья, которое на её наложили? – спросил Патч.

– К возвращению очень надеюсь узнать ответ на этот вопрос! – Он показал другу конверт с печатью Высшей Стражи.

Патч прочитал вслух, кому оно адресовано.

– Брат Тобиас, аббатство Марвил…

– Именно, – подтвердил Эрнер. – Я спросил Магистра Стоуна, есть ли кто-то, способный снять проклятие Колдуна, учитывая… ну, ты понимаешь, учитывая отношения флейтистов с колдунами.

Патч отлично об этом знал. Казалось бы, чего проще – спросить Колдуна, как снять заклятье, но представить, что это делает Флейтист, было совершенно невозможно.

Колдунов осталось совсем мало, они были сказочно богаты, а магия их – старше песен, сильнее Флейты. И смотрели они свысока на флейтистов, которые, в свою очередь, не доверяли колдунам – потому что тем было просто плевать на законы, и они частенько их нарушали. При этом преимущество в спорах всегда оставалось на стороне Высшей Стражи. Хотя бы потому, что колдуны работали в одиночку, а флейтисты держались все вместе.

– А Магистр Стоун не интересовался, зачем тебе знать о проклятиях? – подметил Патч.

– Подмастерьям положено знать всё и обо всём, – ответил Эрнер. – И я всё время задаю столько странных вопросов, что этот не вызвал ни капли подозрений. Магистр просто посоветовал связаться с братом Тобиасом из аббатства Марвил. В письме я не вдавался в подробности, только попросил помочь жертве проклятия, меняющего форму.

– Что ж, будем надеяться, что брат Тобиас сможет нам помочь, – сказал Патч и посмотрел на Рен.

– Было бы неплохо! – показала она лапками. – Я так хочу как можно скорее снова стать человеком!

Патч улыбнулся ей, переполненный благодарностью за то, что она решила остаться с ним.

– А пока мы с тобой продолжим уроки мерисакса, – сказал он.

В дверь громко постучали: «Время!»

Эрнер тяжело вздохнул.

– На самом деле посетителей тут не любят и почти не пускают. А если пускают, то совсем ненадолго. Вот, держи. – Он отдал Патчу свёрток, перетянутый бечёвкой. – Там для тебя сюрприз и тёплое одеяло. Сюда много не пронесёшь, но кое-что удалось. – Тут он наклонился и прошептал Патчу в самое ухо: – Разворачивай осторожней!

Тяжёлая дверь начала открываться. Рен испуганно пискнула и сбежала по спине Патча, вцепившись в тонкую ткань рубашки и царапая его острыми коготками. От неожиданности он поморщился.

– Выходи, – велел стражник Эрнеру. Тот посмотрел на Патча.

– Прости, – вздохнул юноша. – Не могу поверить, что Совет присудил тебе такой срок. Но я сделаю всё, что в моих силах, правда… – Глубокая печаль пробежала по его лицу.