Читать книгу "Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева"

Напившись в тот же вечер в компании своих друзей (и где только деньги взял угощать пятерых?), он хвастал, что и ему кое-что перепало, правда, не объяснял, от кого перепало и за что. И хвастал недолго – вышел из таверны отлить и обратно не вернулся, исчез, словно его никогда и не было. Чудные дела творились в этом мире…

– Щенок! – Удивительно, но в голосе Якопо Пацци, только что узнавшего о принятии нового закона о наследстве, слышалась не только ярость, в нем были нотки восхищения.

С чего бы, ведь новый закон оставлял почти без средств одного из его племянников – Джованни? Жена этого Пацци Беатриче Борромео, принесшая мужу огромное приданое, попадала под действие закона, а значит, Пацци вынуждены отдать это приданое ее кузену Карло Борромео.

– Но, дядя, закон принят только что, – попытался напомнить Джакомо, брат пострадавшего Джованни.

– Читай внимательней, там есть поправка относительно обратной силы. Он все продумал, этот Медичи.

Приданое Беатриче велико и хотя его возврат не разорит Пацци, но больно ударит по кошельку. А заодно и обогатит того, кто теперь будет Медичи обязан – Карло Борромео.

– Плюс один сторонник Медичи и десять врагов. Я давно твержу, что нечего с ними возиться, пора убирать, – поморщился старший из племянников Франческо, за свой маленький рост прозванный Франческетто – «малыш Франческо». Зваться малышом взрослому мужчине неприятно, но переломить ситуацию у Пацци не получалось. Флорентийцы они такие – стоит прилипнуть какому-то прозвищу, хорошему или дурному, и не отвяжешься всю жизнь.

Все из-за этого Великолепного, считал Франческо и ненавидел Медичи с каждым днем все сильней. Именно Лоренцо, отличавшийся ростом и статью (тогда еще не сказывалась болезнь, а многие часы верховой езды выработали осанку), посмеялся над Франческетто и его любовью к оружию, повторив слова, которые когда-то сказал своему зятю насмешник Цицерон:

– О боги! Кто посмел привязать вас к мечу?

Перепалки из области простых насмешек давно перешли в другие области, отношения накалялись, хотя внешне казались хорошими. Все во Флоренции знали, что достаточно одной искры, чтобы занялся костер настоящей войны между двумя семьями.

Пока Пацци сдерживал дядя Якопо, а Медичи, конечно, Лоренцо. Якопо вовсе не из любви к Медичи, а убеждая племянников, что нужно выждать момент.

– Месть – блюдо, подаваемое холодным.

– Мы до конца жизни будем его охлаждать, дядя? – возмущался Франческо.

Вот и теперь он был готов произнести очередную тираду о вреде Медичи для Флоренции, что означало: о личной ненависти к Великолепному и его красавцу-брату Джулиано Медичи.

Не успел, Якопо Пацци усмехнулся, подавая племяннику второй лист, присланный их человеком из Синьории. Не только у Медичи везде свои люди, у Пацци тоже, но у вторых куда меньше, потому они лишь сообщают нужные сведения, не имея возможности повлиять на принятие законов.

– А вот это касается тебя, племянник.

– Меня?

Все оказалось серьезней, чем минуту назад предполагал Франческетто, его обвиняли в содействии Риарио для покупки Имолы, что было вовсе не в интересах Флоренции.

– Государственная измена?! Он решился на такое? – ахнул Пацци. – Не докажет.

Якопо насмешливо смотрел на племянника:

– А Великолепного во Флоренции нет, он неделю назад уехал в Карсену на курорт и в принятии законов не участвовал.

– Все равно не докажут. Я мог не знать, на что Риарио потратит кредит! Что ж теперь и кредит папе Сиксту не выдавать?

– Ты можешь горячиться сколько угодно, но только в Риме.

Франческо не понял дядю:

– Мне возмущаться в Риме перед понтификом?

– Нет, глупец! Вернее, возмущайся, но спокойней. А пока поскорей уноси ноги, чтобы не попасть в «гостиничку». Сделаем вид, что ты уехал еще вчера.

«Гостиничкой» во Флоренции называли камеру смертников, находившуюся прямо под «Коровой» – большим колоколом колокольни. Оттуда редко кто выходил на волю, когда-то это удалось Козимо де Медичи, но испытывать судьбу и впрямь не стоило. Франческетто бежал в Рим.

Когда на следующий день в палаццо Пацци пришел гонец с требованием к Франческо Пацци явиться на заседание Синьории, чтобы оправдаться по предъявленному обвинению, старый Якопо развел руками:

– Полагаю, мой племянник уже подъезжает к Риму. Направьте свое послание туда. – И доверительно добавил: – Его вызвал сам папа Сикст, не мог же Франческо не подчиниться.

Синьория осталась ни с чем, но на явку Франческо Пацци Лоренцо Медичи и не рассчитывал, достаточно того, что Пацци вне закона, пока не явится с объяснениями.

Франческо Пацци уехал в Рим, но свою цель из головы не выбросил.

Не все же заниматься делами, Медичи старался находить время и для себя.

Лоренцо пришла в голову озорная идея описать всех своих знакомых любителей выпить. Таковых половина Флоренции, но спроси любого – скажут, что ничуть не пьяницы. А он покажет всех со стороны!

…Они обняться попытались, но… Им животы обняться помешали, Что от обжорства выросли давно.

Великолепный описывал двух выпивох-толстяков, пожелавших заключить друг друга в объятия, когда, коротко постучав, в кабинет заглянул Сандро:

– Лоренцо…

При чужих Боттичелли звал его «милорд», а вот так наедине, когда другие не слышат, просто по имени.

Голос у Сандро встревоженный.

– Что случилось?

– Леонардо арестован.

Медичи нахмурился, бастарду нотариуса прощалось многое, все привыкли к его выходкам и старались не замечать нанесенной художником обиды, относя все на счет его таланта. Все художники странны, что с них возьмешь? Медичи терпят, значит, стоит потерпеть и остальным. Обычно стычки Леонардо заканчивались незначительными штрафами, чтобы арестовали, должно было случиться что-то серьезное.

– Что он натворил? Подрался с гонфалоньером, кричал на площади, что бога нет? Изнасиловал осла в присутствии его хозяина?

– Его обвиняют в содомии…

– В чем? Если бы арестовывали всех, кто этим занимается, места в тюрьме не хватило бы даже для половины, а Синьория и монастыри просто опустели. Во Флоренции уже полвека никого не винят в использовании задниц не по прямому назначению.

– Но Леонардо обвиняют, – упрямо настаивал Боттичелли.

Лоренцо на мгновение задумался, не боится ли Сандро, что и его приплетут?

– Кто обвиняет?

– Анонимно. Жалобу в ящик опустили.

– С кем он спал?

– С Антонио, с моделью.

– Кто из художников не спит со своими моделями?