Читать книгу "Новый Олимп - Алексей Гравицкий"

За последние четверть века частное автовладение в Москве разрослось до такой степени, что стало плохо разрешимой проблемой. Подозреваю, ещё немного – и станет неразрешимой вовсе, тогда властям останется только всеми доступными средствами похоронить его как класс, к вящему негодованию автолюбителей.

Салон после двух часов на солнцепёке в запертом состоянии раскалился донельзя, кондиционер не справлялся, и я опустил стекло. Внутрь тут же хлынули звуки дворовой жизни: жужжание косилки в руках таджика в оранжевом жилете, подравнивающего газон, крики детворы, резвящейся на детской площадке, и совсем рядом вкрадчивый голос молодой мамочки:

– Максим, отойди с дороги, не видишь, машина.

Максим шарахнулся от моего авто в сторону, а я про себя подумал, что дело не в мальчишке. Чувиха могла бы со своим отпрыском и по тротуару идти, а не по проезжей части, не пришлось бы на ребёнка кричать, тем паче, что ребёнок выглядит вполне разумным. Словно проверяя свою мысль, я рефлекторно глянул на ребёнка. Лицо юного Максима вытянулось, рот открылся, глаза выпучились и таращились в сторону ближайших кустов. Там мелькнуло что-то крупное и чёрное.

– Мама, там козёл!

– Не болтай ерунды, – нервозно одёрнула мамаша. – Это просто большая собака.

– Закрой окно, возница, – сердито сказал Геркан. – Лучше включи музыку.

Интересно, что не так в окружающей среде, что все стали такими раздражительными: люди, боги…

Я нажал кнопку, стекло поползло вверх, отгораживая салон от внешнего мира, превращая его в подогретый аквариум.

На этот раз Георгий Денисович подготовился. В смысле заранее договорился о пропуске. На ВОХРа он глядел теперь сверху вниз с покровительством и небрежением во взоре. ВОХР же в свою очередь излучал всё то же непробиваемое равнодушие. Ему было наплевать и на бога с пропуском, и на меня без пропуска, о чём он не преминул сообщить в простой понятной форме:

– Проходите. А ваш товарищ подождёт. На него пропуска нет.

Это известие не расстроило Геркана, его куда больше волновала возможность уесть охранника, прорвавшись-таки на закрытую территорию. Запретный плод сладок.

– Подожди, возница.

Я кивнул и отправился в уже знакомое кафе через дорогу.

Сверхбюджетное заведение порадовало известием о сломавшейся кофемашине. Взяв заиндевевший кусок пиццы, подогретый в микроволновке, и «чай чёрный с бергамотом в чайнике 500 мл», представляющий собой чайничек кипятку, в котором уныло плавал пакетик эрл грея, я присел у окна и с тоской уставился на улицу.

Пыльный летний пейзаж с бетонным забором, за которым скрылся мой знакомый полубог, был уныл до безумия. Пыльную деревенскую дорогу и то интереснее разглядывать. Во-первых, на родных просторах глаз отдыхает, во-вторых, там есть интрига – можно смотреть на горизонт и ждать, что из-за него появится… Кто? Да пёс его знает, это тоже повод для фантазии.

В городе такой интриги нет, другое дело – на природе. Помню, мы в детстве чего только не придумывали на этот счёт. Фантазия тогда работала отлично. Хотя до идеи, что из-за горизонта может появиться парочка неизвестных богов и предложить раскрутить совместный бизнес-проект, мы как-то ни разу не доходили. Да и слово «бизнес» тогда ещё звучало с заграничным лоском и загадочностью. Бизнесмен в нашем детском понимании был синонимом к слову «миллионер». Это потом мы подросли и дотумкали, и то не все, что термины неравнозначны, а тогда… впрочем, тогда с такой же детской непосредственностью в это верили не только дети, а большая часть страны.

Я задумчиво вгрызся в явно не первый раз остывшую бюджетную пиццу и принялся жевать, пока не встретился взглядом через мутное стекло с другим столь же задумчивым взглядом на столь же задумчивой физиономии. Где-то на подкорке всплыл голос Юрия Антонова из далёкого детства: «Гляжусь в тебя, как в зеркало, до головокружения». Вот только встреченный мной задумчивый взгляд принадлежал козлу.

Рогатое парнокопытное, покрытое чёрной свалявшейся шерстью, неспешно объедало клумбу под окном кафешки. И удовольствие от обгладываемых бархатцев получало, по всей вероятности, такое же, как я от резиновой пиццы.

«Мама, там козёл!» – прозвучал в голове детский голос.

Последние недели научили не удивляться ничему противоестественному, но вместе с тем выработали привычку это противоестественное подмечать и живо на него реагировать.

Козёл на улице Москвы явно не относился к вещам привычным в быту современного мегаполиса. А два козла на двух улицах – тем более, пусть даже один, как выразилась мама того мальчика, «просто большая собака».

Медленно опустив на тарелку недоеденную пиццу, я спокойно поднялся из-за стола и со всей возможной прытью ломанулся на улицу. Небольшой зал кафешки, крохотный предбанник, дверь с наклейкой над ручкой для слепых и слабо соображающих, призывающей толкать, а не тянуть, – на преодоление всего пути ушли считанные секунды, но, когда я стремительным галопом выскочил на улицу, козла под окном уже не было.

– Чёрт!

Я оглядел улицу. Никаких следов присутствия парнокопытных. Прошёл вдоль кафешки, свернул за угол – никого. Вернулся, снова огляделся. Над асфальтом подрагивал плавящийся от зноя воздух. По другую сторону дороги в стороне у КПП курил давешний ВОХР. Других козлов в обозримом пространстве не наблюдалось.

Но не привиделся же он мне!

Можно было, конечно, перейти через дорогу, подойти к охраннику и поинтересоваться, не видел ли он случаем козла и куда тот делся, но мне почему-то эта идея показалась не самой удачной, и я за неимением лучшего варианта вернулся скучать в кафе.

Пицца окончательно заиндевела, превратившись в подмётку, «чай с бергамотом» остыл, кажется, так и не успев завариться. Во всяком случае, цветом он больше напоминал писи сиротки Хаси, нежели благородный напиток. Но снова впасть в уныние я не успел.

– Здорова, Серёня!

Лёнька отодвинул стул и уселся напротив меня. Старый приятель был неожиданно бодр, глаза блестели давно забытым юношеским задором, и впервые за последние полгода в голосе его не было напряжения.

С Лёнькой мы дружили со школы. Жили в соседних домах, учились в параллельных классах, защищали честь одного двора в районных потасовках. Во дворе его звали Рыжим, чтобы понять, почему, достаточно было посмотреть на его улыбчивую веснушчатую физиономию.

После школы пути наши несколько разошлись. Рыжий пошёл в свой авиационный, я решил освоить модную профессию менеджера и устроился в университет со звучным названием на факультет управления бизнесом. Не знаю, что постсоветское образование дало Лёньке, мне оно не дало ничего, кроме диплома и запоздалого понимания, что оплаченная временем, нервами и деньгами корочка абсолютно бесполезна. Ей даже подтереться нельзя, потому как картон для этого плохо приспособлен. А самое занятное, что в наш век тотального непрофессионализма в цене оказалось не образование, не знания и даже не профессиональные качества. В самые важные навыки вдруг угодило умение продавать себя, надувая щёки и через губу давая понять, какой ты офигительный. Осознав это, я кое-как приспособился к такому положению вещей на уровне, достаточном для выживания. Лёньке в этом плане повезло меньше. Пока я крутился и кидался в мелкие, но вполне доходные прожекты, Лёнька – признанный гений с красным дипломом – существовал от зарплаты до зарплаты, периодически сваливаясь в долги.