Читать книгу "Хорош в постели - Дженнифер Уайнер"

«Потрясающе, – подумала я. – Свежие новости об Уолтере Кронкайте[18]. Срочно в номер».

Я думала, на том все и закончится, но ошиблась. Каждое утро с понедельника по пятницу я с нетерпением ждала звонка Габби.

– Бен Эффлек? – скрипела она. – Кто такой Бен Эффлек? Или:

– «Комедийный центр»? Да кто его смотрит? Или:

– Вчера вечером по телевизору показывали Элизабет. Почему мы об этом не пишем?

Я старалась ее игнорировать, не грубила по телефону, а когда она становилась совсем уж несносной, заканчивала колонку фразой: «Габби Гардинер возвращается в конце сентября».

Но однажды утром она позвонила, когда я еще не сидела за рабочим столом, и услышала фразу, записанную мной на автоответчик: «Привет, вы позвонили Кэндейс Шапиро, обозревателю светской хроники газеты «Филадельфия икзэминер»«... Я и не подозревала о том, какую допустила ошибку, пока у моего стола не возник ответственный секретарь газеты.

– Ты говорила людям, что ты обозреватель светской хроники? – спросил он.

– Нет, – ответила я. – Я не обозреватель. Всего лишь и.о.

– Вчера вечером мне позвонила Габби. Поздно вечером, – подчеркнул он, всем своим видом показывая, что терпеть не может, когда нарушают его сон. – Очень раздраженная. Она думает, что ты создаешь у людей впечатление, будто она ушла навсегда и ты заняла ее место.

Я уже ничего не понимала.

– Я не знаю, о чем она. Он вновь вздохнул.

– Твой автоответчик. Я не знаю, какая у тебя там записана фраза, и, откровенно говоря, не хочу знать. Но подправь ее так, чтобы Габби больше не будила мою жену и детей.

Я пошла домой и поплакалась Саманте («Она просто не уверена в себе», – заметила Саманта и протянула мне пинту наполовину растаявшего шербета, который я и умяла, сидя на ее диване). Кипя от ярости, я позвонила Брюсу («Так измени эту чертову фразу, Кэнни!»). Я последовала его совету, после чего те, кто звонил в мое отсутствие, слышали: «Привет! Вы позвонили Кэндейс Шапиро, мимолетно, временно, непостоянно исполняющей обязанности обозревателя светской хроники газеты «Филадельфия икзэминер», ни в коем разе не достойной этой высокой должности...» Габби отзвонила на следующее утро.

– Мне понравилась запись на твоем автоответчике, крошка, – услышала я от нее.

Но зло Габби затаила. И, вернувшись на работу, начала звать меня Ева, если вообще разговаривала со мной. Я старалась ее игнорировать, сосредоточиваясь на внередакционной работе: рассказах, набросках романа и киносценарии «Пораженная звездой», над которым я корпела многие месяцы. По жанру «Пораженная звездой» – романтическая комедия о репортерше из большого города, влюбляющейся в знаменитого киноактера, у которого она берет интервью. Знакомятся они оригинально (после того как она, таращась на него, теряет равновесие и падает с высокого стула у стойки бара), поначалу ссорятся (он принимает ее за одну из фанаток, хотя она определенно превосходит их габаритами), потом вспыхивает взаимное чувство, и, преодолевая разные преграды, они благополучно добираются до счастливого финала.

Кинознаменитость я рисовала с Адриана Штадта, блестящего комедийного актера из сериала «Субботний вечер!», чье чувство юмора во многом, если не во всем, совпадало с моим. И в колледже, и потом я не пропускала ни одного его фильма или телешоу и думала, будь он здесь или я – там, мы бы скорее всего отлично поладили. В репортерше я, понятное дело, видела себя, только назвала ее Джози, выкрасила ей волосы в рыжий цвет и дала обычных родителей, живущих вместе и практикующих исключительно гетеросексуальные отношения.

На этот сценарий я возлагала большие надежды. Им я отрабатывала выданные мне авансы: хорошие оценки, утверждения учителей, что я талантлива, заверения профессоров, что у меня большой потенциал. Этой сотней страниц я доказывала миру (и своим страхам), что и крупная женщина может рассчитывать на амурные приключения и влюбляться. И сегодня я собиралась совершить отчаянный поступок. Сегодня за ленчем во «Временах года» мне предстояло взять интервью у актера Николаса Кея, исполнителя главной роли в выходящем на экраны фильме «Братья с отрыжкой», молодежной комедии, героям которой, братьям-близнецам, выходящий из желудка газ придает магические силы. Что более важно, за тем же ленчем мне предстояло взять интервью у Джейн Слоун, которая продюсировала этот фильм (должно быть, зажимая одной рукой нос). Джейн Слоун, тоже моя героиня, до того как переключиться на сугубо коммерческие фильмы, писала сценарии и ставила самые остроумные, самые забавные фильмы в Голливуде. А что самое важное, в ее фильмах главными действующими лицами были остроумные, забавные женщины. Долгие недели, чтобы отвлечься от мыслей о Брюсе, которого мне так не хватало, я представляла себе, как мы встретимся и она сразу же увидит во мне родственную душу и потенциальную коллегу, сунет мне свою визитку и настоятельно предложит позвонить ей, как только я решу завязать с журналистикой и переключиться на сценарии. Я даже улыбалась, видя, как радостно сверкнули ее глаза в тот момент, когда я сообщала ей, что уже написала один сценарий и готова, если она даст на то согласие, послать его ей. До того как стать режиссером и продюсером, она была писательницей, я тоже писательница. Она, полагала я, остроумная и не лезет за словом в карман. То же самое я могла сказать о себе. Правда, не следовало забывать, что Джейн Слоун богата, знаменита и достигла невероятных успехов, да и габаритами чуть превосходила одно мое бедро, но родство душ, верила я, великая сила.

Примерно через час после моего прибытия, через сорок пять минут после назначенного срока, Джейн Слоун села напротив меня, поставила рядом с тарелкой большое зеркало и большую бутылку воды «Эвиан».

– Привет. – Ее грудной голос вырвался сквозь сцепленные зубы, после чего она взялась за бутылку и брызнула водой себе в лицо.

Я смотрела на нее во все глаза, ожидая, что она сейчас все обратит в шутку, но напрасно. Николас Кей сел рядом, вскинул на меня глаза, улыбнулся:

– Извините, что опоздали. – Выглядел он как на экране телевизора – хорошенький и аккуратненький.

Джейн Слоун тем временем вновь поставила бутылку, резко отодвинула масленку, взяла салфетку, сложенную в форме лебедя, небрежным взмахом руки развернула, тщательно вытерла лицо. И лишь вернув салфетку на стол, в серо-бежевых, черных и алых пятнах, соблаговолила начать разговор:

– Этот город – сущий кошмар для моих пор.

– Извините, – ответила я и тут же почувствовала себя круглой идиоткой. За что я извинялась? Я-то ее порам ничего не сделала.

Джейн небрежно махнула рукой, показывая, что мое извинение за Филадельфию ничего не меняет, взяла серебряный нож и начала тыкать им в масло, выложенное цветком в масленке, которую уже отодвинула на мою половину стола.

– Так что вас интересует?