Читать книгу "Любовь до белого каления - Арина Ларина"

Потом его бил папа. Вернее, не бил, а впервые в жизни выпорол ремнем. Это было трагическое стечение обстоятельств. За неделю до этого в школу пришла новая учительница биологии с огромным бюстом, который восхитительно колыхался и подрагивал под тонкой блузкой. За ней по школе таскались целые процессии старшеклассников, восторженно перешептываясь и тщетно надеясь, что хоть одна пуговица отлетит под натиском мощного тела. Именно в нее Семен впервые влюбился по-настоящему. И впервые написал любовное письмо с неумелыми корявыми стихами:

Люблю тебя, как никого,

Преклоняюсь и обожаю,

Прекрасней нету ничего,

Чем ты – толстая и нагая.

На «толстую» Ольга Петровна обиделась и капитально опозорила Сениного папу, который, все по тому же странному стечению обстоятельств, впервые решил сходить на собрание вместо мамы и бабушки.

Но и на этом отсутствие взаимопонимания с женщинами не закончилось. В институте он начал ухаживать за двумя девушками сразу, причем ухаживал интеллигентно, рук не распускал и глупых обещаний не давал, пытаясь медленно и досконально разобраться в вопросе, какая из девушек ему подходит больше. Пока он вдумчиво взвешивал все «за» и «против», девицы узнали о существовании друг друга, и невезучий Семен получил по физиономии от обеих.

Как однажды укушенный через всю жизнь проносит в душе страх перед собаками, так Сеня робел перед женщинами. С каждой новой пассией он обращался, как с хрустальной вазой, был вежлив, предупредителен и дотошно порядочен, но жениться был не готов. Чего-то в них не хватало, чтобы раз и навсегда понять: вот оно, мое!

Если разобраться, ничего странного в этом не было. Семен Крыжовников практически никогда не делал первый шаг сам, боясь попасть в неловкое положение. Он отнюдь не был самонадеянным наглецом, уверенным в том, что все представительницы слабого пола должны укладываться в штабеля при виде его голубых глаз и ямочки на подбородке. А вокруг всегда бродило предостаточно женщин, желавших заполучить такого фактурного мужчину. Но заполучали его самые предприимчивые и самоуверенные, не боявшиеся нарваться на отказ или умело подводящие партнера к нужным мыслям. Беда была в том, что Сене больше нравились нежные домашние женщины, такие, как его мама, а доставался он пробивным и жестким. Личная жизнь не складывалась, но сложить ее очень хотелось, причем любой ценой. Он даже созрел для того, чтобы атаковать первым.

Татьяна понравилась Семену Сергеевичу сразу. У нее была грудь, как у его мамы, робкий взгляд и такое женственное смятение, такая беззащитная трогательность поведения, что Сеня решился рискнуть. Тем более что он прекрасно видел, как Татьяна на него реагирует.

– Ты бы ей голову-то не дурил, – нахмурился проницательный Юра. Он всегда все видел и понимал. Не мог он поверить только в одно: что у Сени проблемы с женщинами. Он считал, что у Крыжовникова одна проблема – слишком много баб.

– У меня серьезно, – обсуждать с компаньоном личную жизнь не хотелось. Семен никогда его не разубеждал в своей неотразимости, как, впрочем, и остальных. Окружающие были убеждены, что Сеня сердцеед, мачо и записной донжуан. Эта убежденность проистекала из того, что почти со всеми своими дамами он расставался без скандалов и сохранял некое подобие дружеских отношений, вследствие чего дамы частенько ему названивали и даже оказывали некоторые услуги по части бизнеса. Давным-давно Крыжовников придумал изумительную отмазку: я тебе не подхожу, ты для меня слишком хороша. Поэтому после расставания женщины не чувствовали себя брошенными, а Сеня с чистой совестью переходил под новый матриархат.

– Серьезно у него, – кисло усмехнулся Юра. – Расскажи кому другому. Твое «серьезно» повторяется не реже раза в месяц, если не чаще. Давай хотя бы на работе без загулов. Не нужны мне тут потом ее слезы, сопли и разбитое сердце. Мне нужны вменяемые сотрудники, способные мыслить здраво, а не озабоченные наличием, а потом отсутствием в их жизни тебя.

– Юр, не лезь в это.

– Не лезу. Но я предупредил.

Задав Татьяне вопрос, он на мгновение почувствовал себя героем. Победа над собой будет поважнее любой другой победы. Но ее молчание и странный взгляд сбивали с толку и мешали радоваться. Удивилась? Обиделась? Или вообще собирается захохотать в лицо несостоявшемуся кавалеру?

– Не знаю. – Таня пожала плечами и отвела глаза.

Семену казалось, что, даже если она откажет, все равно будет хорошо, потому что тягостную и непривычную сцену хотелось как можно скорее завершить. Любой ценой.

Видя, что Крыжовников подачу не принял, Татьяна торопливо пояснила:

– У меня дочка дома.

Оба ошарашенно уставились друг на друга.

«Черт, – подумал Семен, – ей же ребенка надо куда-то девать. Сколько ей лет-то, дочке этой? Может, няню оплатить? Как бы это предложить? И на сколько заказывать няню? На вечер или на ночь? Фу-ты, елки-палки. Может, у нее мама какая-нибудь, или соседка, или она сама что-нибудь придумает?» Жизненный опыт подсказывал, что если женщина хочет пойти на свидание, то даже самая тупая представительница слабого пола способна на немыслимые стратегические планы и тактические действия с многоходовыми комбинациями. Кутузов отдыхает. Запутавшись в обилии вопросов, поднятых со дна сознания непонятным дополнением про дочку, Крыжовников положился на волю случая и Татьянину сообразительность.

«Ой, мамочки, вот дура! Зачем про дочку сказала? – позеленела от осознания непоправимости сказанного Таня. – При чем здесь дочка? Получается, что я сразу собиралась затащить его на ночь! И что я такого планирую, если нам дочка может помешать? Все, он все понял, и вместо нормальных отношений все закончится одноразовым сексом… Какая я дура!»

– Кхм, – поторопил ее Семен. – Дети – это счастье.

– Я давно нигде не была, – робко намекнула Таня, сама не понимая на что. Она могла бы еще добавить, что давно ни с кем не была, что отчасти могло бы оправдать ее пассаж про дочку. Конечно, можно было просто сказать, что еще не решила, где будет сегодня ужинать, значительно облегчив умственные потуги засмущавшегося кавалера. Но, глядя на холеного Крыжовникова, можно было предположить, что в этом случае он потащит даму сердца в роскошный ресторан, где под локтями ужасно неудобно разложены разнокалиберные вилочки, ножички, ложечки и какие-нибудь чудовищные щипцы. Осрамиться Татьяне категорически не хотелось, поэтому она надеялась на поход в театр, кино или прогулку в парке.

– Тогда давайте вместе поужинаем, – обрадовался Семен.

– Да я как-то не одета…

– Пустяки. Значит, договорились. – Он с облегчением выдохнул и поспешно ретировался в кабинет, видимо, опасаясь, что Татьяна передумает или внесет коррективы в планы на вечер.

– Как это – пустяки? – кокетливо проворчала Таня себе под нос, лишний раз подтвердив прописную истину, что на женщину не угодишь. Теперь она не могла решить, стоит ли ей в шутку обидеться, чтобы дать Крыжовникову понять: с ней нельзя бросаться такими словами, пусть привыкает. А он должен именно привыкать, так как Татьяна не является сторонницей одноразовых ужинов и планирует длительные, плодотворные отношения. Что значит «пустяки», если дело касается внешнего вида любимой женщины? Как минимум надо было рассыпаться в комплиментах, разуверяя ее в ложной самооценке, и убедить, что одета дама изумительно и вообще – она бесподобна в любом виде. Как максимум стоило предложить перед рестораном съездить в какой-нибудь бутик и купить платье, подходящее случаю. В конце концов, Семен Сергеевич не младший научный сотрудник тихо хиреющего НИИ, поэтому может себе позволить красивый жест.