Читать книгу "Черное Копье - Ник Перумов"

Они появились почти одновременно с противоположных концов площади — светлая и темная фигуры, каждая облеченная Силами и властью. Вождь шел, как обычно, чтобы победить, но вот Кэрдан… Корабел уже точно знал свою судьбу — он шел умереть.

— Наконец-то! Как давно я ждал встречи с тобой! — пронесся над камнями брусчатки нечеловеческий низкий рык.

Кэрдан не ответил. Легкими шагами он шел через площадь, и клинок его ярко сиял ослепительным белым пламенем.

Вождь рассмеялся; его собственный меч полыхал грозным багровым светом; им он сразил Наугрима, великого бойца в несравненной мифрильной броне, — что ему бояться какого-то эльфа, вышедшего вдобавок против него без всяких доспехов?

Свет и Тьма сошлись в центре окруженной огнем площади. Багровым размахом, неистовой подземной молнией прянуло в страшном выпаде Пламя Удуна; и в ответ вынеслось, холодно блистая. Пламя Анора. Фолко казалось, что фигуры бойцов расплываются, вырастают, их мечи становятся просто огнистыми полосами и что бьются уже не два воина, а два Начала, куда как превосходящие по силам тех, что были сейчас их Носителями. Над сражающимися стал расти, скручиваясь и свиваясь, сверкающий огненный столп; багровая и серебристая полосы все взлетали и опадали, скрещивались и сталкивались, отлетали и вновь сшибались. Из волн голубого пламени, пожиравшего город, вынеслись острые темные стрелы — точно клинья мрака, они вливались в противостоящую Свету фигуру, и Фолко чувствовал, как от каждой такой стрелы возрастают силы Врага. Кэрдан, однако, назад не сдвигался ни на шаг. Каждый выпад Тьмы наталкивался на несокрушимую преграду.

А противник Кардана все рос и рос, жадно впитывая льющуюся в него из-за пределов Мира Силу. Все быстрее и быстрее мелькал его меч; все с большим и большим трудом Кэрдан отбивал атаки.

Тонко-тонко звенела до предела натянутая струна. И Фолко чувствовал, как нарастает и нарастает мощь Тьмы, и понимал, чего ждет сейчас Кэрдан.

Когда наступит предел, когда Мрак опустошит себя, вложив все, что может, в свое оружие, только тогда, не раньше и не позже, должен был ответить эльф одной-единственной атакой, не погибнув до этого и выдержав чудовищный всевозрастающий напор Тьмы. И эта единственная атака должна была стать последней.

Словно тяжкий вздох прокатился по площади, словно лопнула наконец та далекая струна, и по чувству дикого освобождения хоббит понял, что миг настал, все преграды сняты и Свету пришел черед ответить.

Багряный клинок обрушился, казалось, неотразимым ударом — но его никто и не отражал. С не меньшей быстротой серебристый меч проскользнул между сплетений мрака и наискось, широчайшим размахом, рассек средоточие, сердце Тьмы, что таилось под покровами его противника.

Крик, какого не слыхали на Земле с дней Последнего Союза людей и эльфов, сокрушивших Саурона, крик, исторгнутый из самых глубоких обиталищ Мрака, с ужасающей силой ударился о небесный свод, словно проверяя его на прочность, и умер, погашенный.

Но и сам Кэрдан не уцелел. Уже тускнея. Пламя Удуна пронзило его.

Облаченная в светло-сияющие покровы фигура Корабела еще миг стояла недвижно, а затем с легким вздохом, с каким после тяжелой работы, в предвкушении долгожданного отдыха, усталый работник устраивается отдохнуть, тело эльфа распростерлось на камнях.

Все звуки умерли; стояла тишина настолько полная, что не слыхать было даже шума крови в ушах. Два тела на площади; огнистый ярко-рыжий столб над ними, языки холодного пламени вьются и переливаются; волны пожирающего стены домов и дворцов голубого пламени, сейчас застывшие словно в недоумении…

Вновь тонко-тонко зазвенела струна, протянутая над всем мирозданием; и Фолко, все чувства которого умерли, ощутил только одно — неописуемый, непередаваемый ужас от одной только мысли, что эта струна, на которой держится сейчас все и вся, может не выдержать. Окаменело, остановилось все — даже гномы в темных и узких тоннелях под Гаванями, даже бездушные Пожиратели Скал.

А в следующее мгновение эта струна лопнула.

Со всех сторон хлынул, все нарастая и нарастая, низкий, неимоверно грозный рык; над телом Олмера сгустилась темная туча, пронизываемая десятками и сотнями коротких синих молний. Рык усиливался; и вот под ногами хоббита и его спутников медленно поплыла земля, как будто чудовищный жар расплавил выкованные руками Черных Гномов ее кости; стены бледно-голубого пламени поднялись высоко в поднебесье, слизывая исчезающие бесследно тучи. Фолко увидел звездное небо, далекие и тусклые огоньки светил, а затем над их головами грянуло.

Этот прокатившийся от заката до восхода гром оглушил их, разрывал уши острой болью; и тотчас туча над телом Олмера исчезла, и потрясенные хоббит, гномы и эльфы увидели, как темная фигура медленно поднимается, выпрямляется во весь рост, широко раскидывая руки в стороны, черным прахом осыпались с плеч этой фигуры и доспехи, и одежда; и вот их взорам предстал человек, обнаженный и прекрасный, его тело излучало яркий белый свет, темные вьющиеся волосы ниспадали до плеч, а когда он повернулся к друзьям лицом, Фолко понял истину.

И истина эта была в том, что Его нельзя не любить и за Ним нельзя не следовать, ибо он прекрасен. Вся жизнь, все ничтожные мельчайшие дела промелькнули перед хоббитом; вся суета исчезала, оставался лишь Он — Властелин и Повелитель, Вековечный Властитель Средиземья. О, каким невыразимым блаженством было бы тотчас погибнуть по малейшему мановению его мизинца!

И Он, все еще стоя с раскинутыми в стороны руками, улыбнулся — и негромко, но так, что слова Его услыхало все Средиземье, произнес:

— Ко мне, мое воинство.

Воздух наполнился скрипами и скрежетами, стены голубого пламени раздвинулись — и в образовавшиеся ворота хлынули бесконечные темные колонны; а в парных рядах шли дождавшиеся наконец своего часа, бывшие бесплотными призраками Безымянных Гор, не обретшие успокоения старые солдаты Моргота.

Земля колебалась уже так, что Фолко едва удерживался на ногах; рев достиг неистовой силы, звезды катились по небосклону, точно горох по наклонной доске, оставляя лишь слепую черноту надвигающегося Ничто. Линия горизонта на западе, где голубой огонь еще не успел сомкнуть свои волны, заплясала, изгибаясь; где-то там, в страшном отдалении мелькали алые и багровые искорки забушевавших исполинских пожаров.

«Дагор Дагоррат, — успел подумать Фолко. — Он вернулся. Дагор Дагоррат.

Веди же нас! Веди!»

Испепеляющий восторг и жажда смерти за Него.

Реальность дрогнула и начала смазываться, точно подернувшись дымкой.

Полки все прибывали и прибывали на ставшую вдруг бесконечной площадь; и Он приветствовал всех, кто вставал к Нему, не делал различий и не припоминал прошлое, хотя знал все о каждом, кто был сейчас здесь.

Однако сквозь восторг пробилось и другое чувство — клинок Отрины настойчиво толкнулся в грудь, просясь в дело. Рука хоббита медленно поднялась и стиснула рукоять. Фолко чувствовал, что невидимая преграда исчезла — дорогу больше ничто не загораживает. Что это значит — его призывают к какому-то действию? Но ведь Он так прекрасен… как же можно нападать на Него, враждовать с Ним?!