Читать книгу "По воле судьбы - Колин Маккалоу"

Александрия произвела на молодого Гнея Помпея примерно такое же впечатление, какое произвела Афродита на весь земной мир. Со своими тремя миллионами горожан она затыкала за пояс не только Антиохию, но и Рим. Истинный дар Александра потомству. Его империя рухнула в одночасье, но Александрия просуществует века. Очень плоская, с единственным насыпным холмом в двести футов — садом-мечтой Панеумом, она казалась удивленному Гнею Помпею городом-сказкой, возведенным скорее богами, чем неуклюжими, вечно суетящимися людьми. То ослепительно белая, то отливающая всеми возможными в мире цветами, с купами идеально идентичных деревьев, Александрия, расположенная на самом дальнем конце Нашего моря, была великолепна.

А Фарос, гигантский маяк на одноименном острове! Башня, парящая в вышине, недосягаемой для любого другого строения. Трехъярусный шестиугольник, облицованный мерцающим белым мрамором. Чудо света! Море вокруг него было цвета аквамарина, с песчаным дном, кристально чистое, потому что городские сточные трубы имели выходы гораздо западнее, где морское течение, подхватывая нечистоты, гарантированно уносило их прочь. И этот воздух, целительный, ласкающий! А вот грандиозная дамба Гептастадион, соединяющая остров Фарос с материком, простирающаяся почти на милю, с двумя арочными проходами в центре. Под этими четкими ажурными дугами могли свободно проплывать суда любой высоты.

Прямо впереди виднелся большой дворцовый комплекс, соединенный сзади с выступающим из моря утесом, когда-то служившим крепостью, а теперь приютившим в своей впадине амфитеатр в форме раковины. Гней Помпей вгляделся и понял: вот настоящий дворец! Единственный в мире. Такой громадный, что перед ним бледнеет Пергам. На первый взгляд его многочисленные колонны выглядели строго дорическими, разве что они были массивнее в обхвате, намного выше и ярко разрисованы рядами картин, каждый ряд высотой с цилиндрическую секцию колонны, однако с надлежащими фронтонами и метопами — всем, что должно иметь настоящее греческое здание. Разница была в том, что греки строили на земле, а александрийцы, подобно римлянам, подняли свой дворцовый комплекс на каменное основание высотой в тридцать ступеней. А какие пальмы! Грандиозные веерные, грубые и толстые, с листьями, как перья.

В состоянии восторженного транса Гней Помпей наблюдал, как его корабль пришвартовывается к причалу. Затем проверил, все ли в порядке с другими сопровождающими судами, и, завернувшись в тогу с пурпурной каймой, пошел за шестью положенными пропреторам ликторами искать пристанища в великолепном дворце и аудиенции у седьмой царицы Клеопатры Египетской.

Той, в свои семнадцать взошедшей на трон, вскоре должно было исполниться двадцать. Два года ее правления были полны как триумфов, так и поражений. Первым делом она во всем величии отправилась в плавание по Нилу на огромной, сплошь вызолоченной барке с пурпурным, расшитым золотом парусом. Высыпавшие на берега египтяне-аборигены всячески демонстрировали новой властительнице свою покорность, а она неподвижно стояла на палубе рядом со своим девятилетним братом-мужем (но на ступень выше его). В Гермонте она «вернула домой» священного быка Бухиса, найденного по примете: его черная шерсть завивалась не в ту сторону. Затем царское судно отправилось дальше в окружении более мелких судов, заваленных цветами. Облаченная в наряд фараона, коронованная высокой белой короной Верхнего Египта, Клеопатра стремилась к Первому порогу, чтобы оказаться на острове Элефантина в тот самый день, когда уровень воды в главном из мерных колодцев Нила предскажет конечную степень будущего разлива реки.

Каждый год в начале лета Нил таинственным образом разливался, оставляя потом на своих берегах толстые слои черной, очень питательной для злаков грязи, что играло огромную роль в жизни этого странного государства протяженностью в семьсот миль и лишь в четыре-пять миль шириной, за исключением долины Таше, озера Мерида и Дельты Нила. Существовали три степени речного разлива: чрезмерный, обильный и гибельный. Для промера подъема воды использовались градуированные колодцы. Подъем воды у Первого порога отзывался в низовьях Нила лишь через месяц, вот почему показания колодца на Элефантине были так важны. Они предупреждали остальных египтян, какого разлива следует ожидать в новое лето. К осени Нил входил в свое русло, но все прибрежные земли его обогащались и глубоко пропитывались водой.

В тот год главный нильский колодец предсказал обильную воду — весьма хороший знак для монарха, вступающего на египетский трон. Любой уровень выше тридцати трех римских футов считался чрезмерным и сулил бедственное наводнение. Уровни от тридцати двух до семнадцати футов относились к обильным, то есть предрекали хорошие урожаи. Идеальнее промера в двадцать семь футов ничего нельзя было и желать, а все промеры ниже семнадцати футов означали, что Нил практически не разольется и этим обречет страну на голод.

В тот первый год настоящий Египет — Египет реки, а не Дельты — казалось, ожил при правлении новой царицы, которая к тому же была фараоном, то есть земным божеством, каковым ее родитель, Птолемей Авлет, никогда не являлся. Неимоверно могущественный клан жрецов-египтян управлял судьбой правителей Египта, потомков первого Птолемея, одного из военачальников Александра Великого. Только выполнив религиозные требования и заслужив одобрение жрецов, эти цари могли надеяться на коронацию в качестве фараона. Ибо титул «царь» пришел сюда из Македонии, а титул «фараон» принадлежал самому Египту, вечному и внушающему благоговение. Анк (символ вечной жизни) фараона являлся ключом не только к религиозным таинствам, но и к огромным подвалам под Мемфисом, поскольку те оставались в жреческом ведении и не имели никакого отношения к ориентированной на Македонию Александрии.

Но Клеопатра принадлежала к жреческой касте, поскольку целых три года провела в Мемфисе и получила звание жрицы, что позволило ей стать не только царицей, но и фараоном великой и древней страны. Она была первой представительницей династии Птолемеев, свободно владевшей как официальным, так и демотическим египетским языком. Быть фараоном значило обладать всеми божественными полномочиями в пределах Египта и иметь при необходимости доступ к подвалам с сокровищами, что, впрочем, мало влияло на экономику как Египта, так и неегипетской Александрии. Государственный годовой доход в двенадцать тысяч талантов не доставался ни коренным египтянам, ни жителям низовий Нила. Все шло монарху, а также жрецам.

Таким образом, Клеопатру больше привечали в Египте, чем в Александрии, находящейся в самой западной части дельты реки. Ее также приветствовали и в восточных низовьях Нила, именуемых землей Ониас. Земля Ониас стала пристанищем для евреев, бежавших из эллинизированной Иудеи. Сохранив верность иудаизму, они ревностно оберегали свою независимость, но исправно поставляли солдат в египетские войска и контролировали Пелузий, второй важный египетский порт на берегах Нашего моря. Клеопатру, бегло изъяснявшуюся и на иврите, и на арамейском наречии, эти люди не могли не полюбить.

Убийство двух сыновей Бибула было первой неприятностью, с которой она успешно справилась. Но настоящая неприятность пришла потом. Второй в ее царствование разлив Нила не превысил гибельной стадии. Река не вышла из берегов, не увлажнила поля, и молодые посевы не покрыли зеленью засохшую землю. Солнце, как и всегда, струило свой жар с небес, но вода, дающая жизнь, не противостояла ему. Она была даром Нила. А фараон являлся обожествленным воплощением этой реки.