Читать книгу "Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли"

– Однако половина этих людей согласна с Коллинзом и правительством, – возразила я. – Они приняли договор.

– Мы должны добиться, чтобы они – так или иначе – изменили свое мнение, – сказал он. – А пока распускать нашу армию еще рано.

Шон наклонился ближе ко мне:

– Послушайте, Нора, Питер сейчас руководит своего рода тренировочной базой для новых рекрутов в горах Коннемары. Там они, конечно, занимаются военной подготовкой, но профессор учит их ирландскому языку, рассказывает старинные сказания про Фианну. Мы называем себя Fianna Fáil, Солдатами Судьбы.

Из всего, что он сказал, я восприняла лишь слова «военная подготовка». Мой деликатный Питер. Так ты теперь тренируешь ирландских парней драться друг с другом?

Все, довольно. Довольно.

Выбирайся оттуда, Питер.

– Шон, – решительно начала я, но над нами уже навис какой-то мужчина – стройный, улыбающийся, с гривой седых волос. На нем был серый костюм с жилеткой.

– Мистер Макбрайд, – сказал он. – Разрешите представиться. Меня зовут Фрэнк Маккорд. Двадцать лет назад в Чикаго я слушал выступление ваших родителей.

– Правда? – отозвался Шон. – Садитесь к нам, мистер Маккорд. Разрешите угостить вас. Нам всем не помешает немного выпить.

Он встал и помахал официанту.

– С вами, Нора, мы поговорим позже, – сказал он мне.

Даже не сомневайся.

Маккорда я, слава богу, не знала, но рисковать не стоило.

– На меня не рассчитывайте, – заявила я и встала.

– Что ж, раз вам уже пора… – с облегчением заметил Шон и встал. Маккорд тоже.

– Вы американка? – поинтересовался Маккорд.

– И она тоже из Чикаго, – вставил Шон.

Я видела, что он уже собирается представить меня, поэтому, сделав вид, что заметила кого-то в дальнем конце фойе, начала уходить.

Но Маккорда это не остановило.

– Я живу не в самом Чикаго, – сказал он, – а переехал в пригород, который называется Арго. Вряд ли вы слышали. Не думаю, чтобы в Ирландии продавали произведенный в Арго крахмал.

Арго. Городок Майка и Мейм. Сдержаться у меня не получилось, и слова сами сорвались с губ.

– А вы знаете там Майка Келли? – быстро спросила я.

– Того, у которого своя сантехническая компания? И который недавно стал президентом банка? – уточнил Маккорд.

Я кивнула.

– Он мой близкий приятель. Мы с ним оба ходим в спортивный клуб «Рыцари Колумба». А вы его откуда знаете?

– Я училась в школе с его женой, – объяснила я.

Маккорд явно был не прочь поболтать, а я истосковалась по новостям с родины. Тем не менее я шагнула назад.

– Моя жена очень дружна с сестрой Майка, которая живет вместе с ними, – сообщил Маккорд.

Это меня остановило.

– Вдова со своим сыном. Она говорила моей жене, что молодая миссис Келли не справилась бы без нее, – продолжил он.

Майк позволил Генриетте переехать к ним? Он что, совсем свихнулся? Бедная Мейм.

Я задумалась, а не была ли Генриетта уже там, когда пришло мое письмо? Может быть, именно поэтому Майк не ответил? Может быть, Генриетта просто перехватила его? Маккорд тем временем рассказывал Шону, что молодая миссис Келли была первой женщиной в Арго, севшей за руль автомобиля. Вечно набивала полную машину детишек покататься. Но в последнее время ее что-то не видно. Сестра Майка говорила его жене, что та неважно себя чувствует.

– Что с ней? Мейм заболела? – тут же задала вопрос я.

Я слишком бурно проявляла интерес. Назвала ее имя. Я выдала себя. Еще немного, и Маккорд начнет меня расспрашивать. Нужно было сменить тему.

– А что вы видели в Париже, мистер Маккорд? – постаралась переключить его я.

– Вчера вечером ходил на шоу. Все музыканты – цветные, и это не моя музыка. Я люблю старые песни. Помните Долли Мак-Ки, мисс… э-э-э-э…

Предполагалось, что тут я и должна бы представиться, однако я услышала только слова «Долли Мак-Ки».

– Я помню ее, – кивнула я.

– Такой трагический конец, – сокрушенно покачал головой Маккорд. И посмотрел на Шона. – Ее убили.

Теперь самое время было сказать «как печально» и быстренько уйти, но я должна была задать свой вопрос.

– Она ведь была замужем за своим менеджером, по-моему? Не могу сразу припомнить его имя, – начала я.

– Тим Макшейн, – подсказал мне Маккорд.

Я снова услышала это ненавистное имя.

– Он ведь уехал после этого из Чикаго, верно? – с надеждой спросила я.

– О нет. Ему принадлежат казино и целый табун скаковых лошадей, – ответил Маккорд. – А теперь все-таки скажите, как же вас зовут? Чтобы я мог предать Майку, кого я здесь встретил. Да, тесен мир.

– Ой, посмотрите, сколько уже времени! – испуганно показала я на часы на стене. – Заседание уже начинается.

Я спешно пожала Маккорду руку. И, схватив Шона за рукав, с мольбой заглянула ему в глаза. Он понимающе кивнул. Человек вырос в условиях постоянной конспирации. Он не назовет Маккорду моего имени.

Я покинула «Гранд Отель» и пошла к себе домой на площадь Вогезов. Там допила бутылку вина, которую покупала для де Валера.

Раньше, да и сейчас, я держала Питера и свою семью в разных уголках своего сознания. Это были герои истории, которую я рассказывала сама себе.

И вот теперь в ней Питер учил молодых людей убивать, а Генриетта превращала жизнь Мейм в ад.

И еще Тим Макшейн.

До этого я считала, что он живет где-то далеко-далеко или вообще умер. Той ночью я заснула очень поздно.

* * *

– «…И лучший ни в чем не убежден, тогда как худший горячим напряженьем переполнен»[201].

Слова Йетса расходились по залу, словно круги по воде от камешка, брошенного с «озерного острова Иннисфри»[202]. Подходящая аудитория для такого обращения. Последнего на этом слете.

Мы находились в библиотеке Ирландского колледжа, где я впервые узнала от Питера, «что чувствует сердце», выражаясь словами Джеймса Джойса, которого, кстати, на слете не было.

Когда я вошла в комнату, Йейтс приветственно поднял один палец, а потом одними губами спросил: «Мод?» Я покачала головой и пожала плечами. Я так и не видела ее, но она могла специально не прийти на выступление Йейтса, поскольку поэт встал на сторону Майкла Коллинза и правительства против де Валера и республиканцев. Сейчас аудитория, разделившаяся по этому же принципу, смотрела прямо перед собой, и каждый, избегая взглядов оппонентов, думал: «Лучшие – это про нас, худшие – про них». После нескольких дней, переполненных разговорами, единство Слета ирландской нации разлетелось в щепки.