Читать книгу "История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - Август Мюллер"

Момент, конечно, был выбран во многих отношениях весьма неудобный. Передвижение войска, большей частью состоявшего из китамитов-берберов, в Египет послужило для заклятых неприятелей Фатимидов, вечно волновавшихся зенатов в центральном Магрибе сигналом к новым восстаниям (970/1). К счастью Му’ызза, имелись теперь в лице Зири и его санхаджитов надежные помощники. Положим, этот старейшина пал в одной из многочисленных стычек, происходивших при подавлении возмущения (360 = 971). Но сыну его Болуккину удалось наконец в течение 361 (971/2) вытеснить зенатов из прежних их кочевьев и прогнать за Атлас к Сиджильмасе и тем окончательно умиротворить весь запад. Так что в настоящее время одна только Цеута, занятая испанскими войсками, оставалась вне влияния Фатимидов. Далее не находили повода сопротивляться и идрисиды около Тангера: они признали тоже главенство Му’ызза, навлекши зато, конечно, на себя гнев Омейядов. Храбро отразили они в 302 (972/3) первое нападение, сделанное на них испанскими войсками, но в 364 (974) их забрали в полон и отвели в Кордову. Последние события произошли, впрочем, несколько лет спустя, но по всему тому, что можно было предположить на основании прошлого, едва ли мог Му’ызз сомневаться в том, что будет трудненько из Египта держать берберов в полной зависимости. И тем не менее властелин последовал призыву своего военачальника. Действительно, стоило потрудиться над восстановлением сильно пошатнувшейся гегемонии над измаилитами, а вместе и над дальнейшим подтачиванием халифата Аббасидов. Оставалось решить, в чьи надежные и крепкие руки передать управление западной Африкой, чтобы не угрожала отсюда никогда Фатимидам та же участь, какую они сами уготовили прежним властелинам Египта. Центр тяжести китамитов — берберов, переселившихся большей частью в Каир, переместился теперь также во вновь приобретенную провинцию. Из остальных племен самыми сильными были санхаджиты, а их предводитель Болуккин оказал правительству, так же как и покойный его отец, весьма значительные услуги. Му’ызз наметил его своим будущим наместником. Сначала передал он ему округа Магриба до малого Сирта, а позже, когда Фатимидам пришлось все серьезнее впутываться в распри из-за Сирии, передан был ему также и Триполис. Подобно тому, как в Сицилии, и здесь сан наместника переходил от отца к сыну, причем в Каире обыкновенно требовалось лишь формальное признание ленных отношений. Таким образом, с Болуккина начинается первая берберская династия Зиридов. Историей ее мы займемся более подробно в последнем отделе этого сочинения.

22 Зуль Хиджжы 361 (4 октября 972) вручил халиф Болуккину управление страной, а 10 Раби I 362 (19 декабря 972) покинул навсегда Кабис (Габес), последний большой город провинции «Африка». 23 или 25 Шабана (29, 31 мая 973) вступил властелин в Александрию, 2 Рамадана (6 июня) в Гизе, а 5 (9) того же месяца[394] торжественно въезжал в «Каир Му’ызза». По всей справедливости мог он остаться довольным тем, что успел соорудить в новом городе Джаухар. Кроме необходимых зданий для войска и администрации, приступлено было к постройке большой мечети. Была это аль-Азхар «Блистательная», которая и поныне, несмотря на простоту своей постройки, считается за одну из величайших достопримечательностей ислама, ибо преемник Му’ызза, аль-Азиз, обратил ее в 378 (988/9) в училище для приготовления духовных и судей. И по сие время сохранила она прежнее свое воспитательное назначение, а благодаря большому влиянию каирских ученых на мухаммедан, живущих на востоке, представляет из себя, как и прежде, главную арену выработки исламского гения. Первоначально, конечно, служила она, подобно захваченной Джаухаром 15 Раби II 359 (25 февраля 970) тулунидской мечети Фустата, местом совершения богослужения по шиитским обрядам, введенным здесь, конечно, как это было и раньше в западной Африке, и признанным за государственную религию. Нельзя сказать, чтобы воспрещалось отныне суннитское исповедание: требовалось только совершение его негласно, не задевая высшего религиозного чувства победителей. Но все же на приверженцев старинной ортодоксии и офицеры, и чиновники, особенно берберы, смотрели косо. Во всяком случае, шиитизм не привился прочно в стране, сплошь населенной суннитами. Несмотря на то что Египет находился под владычеством Фатимидов более 200 лет, и в настоящее время в Каире число шиитов столь же незначительно, как и до прибытия Джаухера. Поэтому новое правление в глазах населения считалось непопулярным по религиозным причинам, а влиятельная роль, которую разыгрывали берберы, делало его и чуждым. Но Египет вовсе не был избалованной страной. Участь коптов оставалась неизменной при любом правлении. Они почитали себя счастливыми, если могли исполнять свою барщину, по крайней мере не подвергаясь побоям, не замучиваемые до смерти. Горожане считались арабами, но и здесь, как и везде, потеряли свой старинный воинский закал. Из бесконечных междоусобных войн, возникавших между эмирами и турецкой солдатчиной, вынесли они глубокое влечение ко внешнему покою. Невзирая на случайные драки со слишком ревностными шиитами, они и не думали подымать шума, лишь бы им не препятствовали спокойно заниматься ремеслами и торговлей. Зато, конечно, мало из них попадалось годных и охочих служить в войске халифа. Так же, как и теперь, бедуинов было немного, за исключением разве каменной пустыни между Нилом и Красным морем. И на них, засевших в недоступных своих закоулках, правительство вообще не рассчитывало. Все же нисколько не удивительно, что при Фатимидах, так же как и во время короткого управления Ибн-Тулуна, плодоносная со своим трудолюбивым населением страна стала быстро процветать. Несмотря на свою довольно незначительную территорию[395], произвела она массу ценностей как для себя, так и для своего повелителя, и дала династии полную возможность распространить свое влияние далеко за пределы государства. Довольно непрочными, конечно, оставались всегда владения, приобретаемые в Сирии и Аравии. Неустранимое физическое условие, не без основания не понравившееся еще первому Омару, — соединяющий Египет с Азией узкий Суэцкий перешеек, которому постоянно угрожала опасность, — сильно затрудняло решительные действия в соседних провинциях и даже способствовало попыткам византийцев, равно как и некоторых месопотамских и арабских властелинов, оттеснять египетских халифов даже к самому Нилу.

Именно это самое успели уже испытать Фатимиды тотчас же после первого занятия Сирии и последовавшего за ним нападения карматов, что и было ближайшим поводом к переселению Му’ызза в Каир. И действительно, в 363 (974) повторилось ожидаемое новое нашествие карматов. Предпринято было оно, соответственно продолжительной подготовке, с громадными силами, далеко превышавшими численность войск Му’ызза. Поэтому, хотя берберы по своему обыкновению дрались хорошо и даже, как говорят, имели в первой битве некоторый перевес, халиф счел за лучшее не ставить все на карту в генеральном сражении и укрылся за стенами столицы. Он попробовал возобновить прежнюю игру, так счастливо удавшуюся Джаухару три года тому назад. За порядочную сумму Му’ызз успел убедить бедуинов из племени Тай, подошедших к карматам в виде подкрепления, изменить своим товарищам. И действительно, когда берберы бросились на осаждающих[396], предатели попросту обратились в бегство. Остальные приведены были в расстройство, не ожидая ничего подобного; невзирая на выказанные предводителем А’самом и его свитой чудеса храбрости, Фатимиды одержали полную победу. Прежде чем успели остатки рассеянного войска достигнуть Лахсы, владычеству карматов и в Сирии положен был нежданный конец. Дело в том, что оба предводителя остававшихся здесь отрядов, быть может ранее еще катастрофы в Египте, поссорились. Этим воспользовался направлявшийся на север египетский полководец. Он сошелся с тем из поссорившихся, которому вообще главенство карматов было ненавистно. Противник был разбит и взят в плен, а Дамаск снова подчинился берберам. По своему обычаю они стали преследовать и обижать горожан. Доведенные до крайности, жители схватились за оружие, началась жестокая резня, дрались все. Бунт был потушен в середине 364 (975), когда явился из Египта со свежими войсками Райян, евнух халифа. Вслед за тем (364 = 975) напали на город полчища турецких наемников под предводительством Афтекина, одного из подчиненных бунда Бахтьяра, только что поссорившегося со своим властелином в Ираке. Разыскивая для себя какое-нибудь независимое княжество, он прогнал из Дамаска египетского военачальника. Немедленно же стали снова провозглашать здесь на богослужении имя аббасидского халифа Таи’. А чтобы хотя отчасти оградить себя от предполагаемых со стороны Египта нападений, Афтекин заключил союз с византийцами. В это время грекам удалось оттеснить один из фатимидских отрядов, выдвинувшийся было к самому Триполису, и нанести ему поражение при Бейруте. И не только это место, но и Сайда (Сидон) были ими заняты, а вместе с ними и все побережье на одной параллели с Дамаском. Но византийцы не посмели удерживать за собой далеко выдающуюся на юг позицию. И вот, когда они стали отступать к Триполису, Райян, соединившись после своего изгнания из Дамаска с остатками разбитого византийцами отряда, нанес им поражение. Таким образом, все расчеты Афтекина на поддержку греков сразу рухнули. Пока нечего было, однако, и думать о завоевании обратно Дамаска.