Читать книгу "Офицерский штрафбат. Искупление - Александр Пыльцын"

Помню и возмущавшие всех хрущевские налоги на фруктовые деревья, косточковые и семечковые, которые заставляли вырубать индивидуальные сады. Вот строки из письма того времени:

«Хрущев начал планомерно уничтожать страну. Причем повсеместно и в науке, и в сельском хозяйстве. Даже налог на фруктовые деревья, и на скотину, и птиц в личном хозяйстве ввел. Люди, плача, пилили в своих садиках деревья и резали скотину и птиц. Только кур не тронул. А насчет искусства — как на Арбате в Москве картины бульдозерами давили по его приказу. Великолепную коллекцию зерновых Вавилова уничтожил, селекцию, создававшуюся десятками лет!»

Жившие в то время наверняка помнят кукурузный хлеб и даже хлеб с горохом, вошедшие в обиход не от продовольственного же изобилия. В 1960-х положение в сельском хозяйстве усугубилось разделением каждого обкома, райкома партии на промышленный и сельский, были ликвидированы МТС, созданы не оправдавшие себя «совнархозы». Стремление Никиты проявить себя знатоком всего привело к тому, что волюнтаристски, по-хрущевски проталкивалась радикальная реформа орфографии, больше надуманная, чем основанная на научных исследованиях. Дошло до такой стадии, что он, «грамотей», замахнулся даже на «улучшение» русского языка. Хорошо помню, когда в конце лета 1959 (или 1960) года все центральные газеты вышли с его «Памятной запиской», в которой он предлагал говорить и писать вместо «отцов», «огурцов» — «отцей», «огурцей», а вместо «иду в пальто» — «иду в пальте» или «без пальта», и много еще других «хрущевизмов».

Говорили тогда, что только министр культуры Екатерина Фурцева, имевшая еще какое-то влияние на Никиту Хрущева, убедила его не позориться. Может, тогда и изъяли из всех архивов и эту «Памятную записку» и все упоминания об этом хрущевском «новаторстве», что сегодня даже в Интернете на них нет ссылок.

А вот от реформ в армии некому было удержать «неистового реформатора». Отношения Хрущева и армии никогда не были особенно хорошими. На них тень громадного сокращения Вооруженных сил страны в течение 1955–1958 гг. в три этапа на 2 миллиона 140 тысяч военнослужащих. Это больно било по судьбам офицерского корпуса. Прослужившие много лет офицеры выбрасывались в гражданскую жизнь зачастую без профессии, без пенсии, даже без возможности найти себе работу. Открыто осуждалось и само сокращение армии, и то, как оно происходило. Вот одно из самых типичных офицерских писем того смутного времени: «Наша дивизия расформируется. Из полка (пока по слухам) останется всего 5 человек, то есть почти все будут уволены в запас… Ты бы посмотрела, как у нас демобилизуются офицеры, у которых по 2–3 детей: ни одежды, ни денег, ничего нет, и увольняют без пенсии, не хватает полутора-двух лет. Настроение у всех ужасное. Сейчас просто повальная демобилизация. К чему бы это?»

Из армии уходили массами под разными предлогами и молодые офицеры, недавние выпускники училищ, боявшиеся связывать свою судьбу с непредсказуемой армией, газеты радостно печатали репортажи о том, как бензорезами уничтожают новейшую авиационную технику и военные корабли. В армии падала дисциплина.

Примерно в такое же положение поставил в начале 90-х годов Советскую Армию Горбачев, вывел крупнейшую группу войск из Германии в морозные поля, в палатки.

Казалось бы, в наше время, на втором десятке лет XXI века руководство страны и армии должны были учесть тот недобрый опыт, сделать положительные выводы и подобного не повторять. Но прошло время, и современная «модернизация» Вооруженных сил, придание армии «нового облика» — это то, что по-русски называется «наступать на те же грабли», но с более трагическими последствиями. Не задавались ли во время сердюковского руководства военным ведомством подобные вопросы: «К чему бы это»?

А может, теперь, когда недобитые бандеровцы пытаются возродить былой, даже усовершенствованный фашизм у наших границ, стало понятным, к чему все это делалось. Всему миру, а также бандеровцам и их вдохновителям стало понятно, что бывший министр обороны России Сердюков настолько ослабил обороноспособность страны, что можно уже открыто угрожать России парадом бандеровцев не только в Севастополе, но и в Москве. Пока Шойгу не восстановил российскую армию на нужном уровне, нам теперь под «крышей» Запада открыто угрожают уже не только бандеровская власть Украины, но уже и Турция… Кто следующий?

Можно представить, как нелегко было командующему ВДВ генералу Маргелову в тех хрущевских шорах не только отстоять свое детище, свою десантуру, но и укреплять, развивать «Войска Дяди Васи». И главным в его характере была забота о людях, о подчиненных. Как когда-то на фронте командарм Горбатов, его знаменитый предшественник в ВДВ, делал все возможное, чтобы уберечь жизни штрафных офицеров и заслуженно возвращать их в офицерский корпус Красной Армии. Так и теперь Маргелов очень дорожил своим «золотым фондом», стремился и без войны беречь его, взращивать, создавать, учитывая специфику службы в десанте. Такая вот забота командующего о своих «Войсках Дяди Васи», в которых он, генерал Василий Маргелов, по праву считался и остается Десантником № 1.

В 8-м десантном корпусе я прослужил недолго, всего чуть больше полугода. «Врастать» в особенности руководства автослужбой воздушно-десантных войск, чему в академии, понятно, не учили, постигать основы десантного характера помогали мне довольно активно командир корпуса генерал-лейтенант, Герой Советского Союза Михаил Александрович Еншин, начштаба корпуса полковник Торопов, начальник тыла полковник Максунов, в ведение которого в то время входила автомобильная служба корпуса. Генерал Еншин, который после расформирования штаба корпуса стал у генерала Маргелова заместителем по боевой подготовке, бывал не раз в той дивизии, куда меня потом перевели.

Может, более ярко я осознал это «братство по духу», когда после расформирования нашего ВДК был переведен к новому месту службы, в 105-ю Гвардейскую воздушно-десантную Венскую Краснознаменную дивизию, штаб и большая часть полков которой дислоцировались в Костроме. Там я занимал уже должность заместителя командира дивизии по технической части. Четыре года службы в этой Гвардейской воздушно-десантной оставили много добрых впечатлений. Главное — прыжки с парашютом в самых разных условиях: летом, зимой, днем, ночью, в штиль и ветер, на грунт или на воду, с принудительным или ручным раскрытием, на основном или с запасным парашютом, одиночные или групповые на учениях, с самолетов разного типа и т. д., и т. п.

Вспоминаю, как при первом посещении генерал Еншин, увидев меня еще подполковником, высказал упрек комдиву, сказав ему: «Чего ты тормозишь его? Я сам, когда он был в моем корпусе, хотел, но не мог его представить к очередному званию: всего полгода он прослужил тогда в ВДВ. А теперь и стаж, и опыт набрал…» Приятно было узнать, что беспокоится он о своем бывшем подчиненном. Да если и просто помнит, тоже приятно. Тем более что вскоре мне это звание было присвоено.

Говорят, когда Василия Филипповича назначали командующим ВДВ, министр обороны взял с него слово, что сам командующий прыгать больше уже не будет, уж больно рьяно он это делал, будучи командиром десантной дивизии или корпуса. Командиру корпуса генералу Еншину при назначении в ВДВ тоже было поставлено такое условие. Однако и тот и другой этих условий не соблюдали. Оба боевые генералы, оба Герои Советского Союза, а у М.А. Еншина, единственного из десантников, одних орденов Боевого Красного Знамени было 7 (семь!). Например, у легендарного маршала Буденного их было только 6, зато у Семена Михайловича орденов Ленина было 7, но не в том суть.