Читать книгу "Катынь. Ложь, ставшая историей - Иван Чигирин"

…В конце концов, в дело вмешалась та Сила, с которой не поспоришь. Именно так была воспринята большинством тех россиян, которые разбираются в катынской проблеме, катастрофа самолёта президента Польши 10 апреля 2010 года — тех же, кто не разбирается, заставила задуматься: кого о кознях ФСБ, а кого о том, всё ли чисто в «катынском вопросе»?

В авиакатастрофе под Смоленском погибла практически вся польская политическая верхушка определённого направления. Сам президент Лех Качиньский, последний польский президент в изгнании, кандидат в президенты, начальник Генштаба, глава бюро национальной безопасности Польши и другие — всего 97 человек. Летели они в Россию с довольно странной целью. Беспрецедентно высокопоставленная делегация прибыла… с частным визитом, при этом вознамерившись совершить посадку в Смоленске на военном аэродроме, который, в общем-то, не приспособлен к приёму гражданских самолётов, и всё только ради того, чтобы, проехав пятнадцать километров, поклониться Катынскому мемориалу.

Да, но что они там забыли? За три дня до того, 7 апреля 2010 года, польский премьер-министр Дональд Туск вместе с Владимиром Путиным побывал на мемориале, вместе они присутствовали на богослужении. Путин сказал даже свою историческую фразу:

«Этим преступлениям не может быть никаких оправданий, в нашей стране дана ясная политическая, правовая, нравственная оценка злодеяниям тоталитарного режима, и такая оценка не подлежит никаким ревизиям»[217].

Чего ещё хотеть-то?

Может быть, дело в том, что российский премьер вместе с «правильной» фразой сказал ещё «неправильную»?

«Десятилетиями циничной ложью пытались замарать правду о катынских расстрелах, но такая же ложь — возлагать вину за эти преступления на российский народ»,

— заявил он. Естественно, польского президента это не устроило. Ему нужна была историческая ответственность не сталинского режима, а именно России и её народа. Чтобы снова можно было говорить о разделах, исторической несправедливости и, самое главное, о Польше в границах 1772 года…

И тогда было задумано политическое шоу. Согласно анализу газеты «К барьеру!», заключалось оно в следующем:

«Почему же столь внушительная делегация — и частный визит?

Всё дело в том, что при такого рода вояжах согласуется буквально всё: кто, куда, с кем приходит, что скажет, что сделает, что ему ответят и как… Вот тут-то кроется главная интрига „частного визита“: роли согласовать не удалось. Видимо, Качиньский потребовал того, что российская сторона предоставить ему была не готова. Чего именно — тоже не тайна за семью печатями. Речь могла идти только об одном: признании Россией государственной ответственности за катынский расстрел…

И вот тут вступает в действие собственно ноу-хау господина Качиньского, за которое он заслуженно должен носить звание „Катынский“. Оно состоит из трёх частей.

Во-первых, снарядить в Россию на катынский мемориал к 70-летию пресловутого расстрела возможно более высокопоставленную делегацию. Тогда его бывший, а возможно, и будущий политический противник, премьер-министр Польши Туск, должен будет либо к ней примкнуть на второй роли, либо выглядеть как саботажник общепольского дела (Туск предпочёл роль „саботажника“ — это его и спасло. — Авт.). В любом случае, Качиньский должен предстать истинным национальным лидером, под руководством которого Польша идёт к политической победе.

Во-вторых, условия официального визита должны включать безоговорочное признание Россией „польского холокоста“. Если Москва согласится, значит Качиньский — победитель, сумевший то, что не удалось ни одному его предшественнику. Если нет, то Россия получит мировое политическое шоу, в котором её на её же земле будут клясть на все лады, попутно попрекая тем, что российское руководство проигнорировало визит столь представительной польской делегации, а значит, солидаризировалось с „катынскими убийцами“. И тут снова бенефис Качиньского, опять он главные герой в свете рампы.

Ну и, наконец, оба сценария не предусматривали заезд ни в Москву, ни в Минск, ибо это означало бы официальную встречу делегаций, её транспортировку правительственным кортежем в Катынь, — короче, всё то, что потом можно было бы интерпретировать как соучастие российской стороны в этом мероприятии на своих, а не польских условиях. Тогда чего ради было всё это затевать? Нет, лететь Качинському можно было только в Смоленск. Ещё лучше было бы, конечно, сразу в Катынь…

Будем говорить прямо: визит Качиньского со всей его свитой был спроектирован как политический шантаж, который должен был принести свои плоды при любой реакции Москвы. По польскому замыслу, она, Москва, попадала в положение, которое в шахматах называют цугцвангом: какой ход ни сделай, он только ухудшает твою позицию…»[218]

На плоскости игровой доски выхода и вправду не было, но появилась Рука, попросту смешавшая фигуры. Когда президентский самолёт вылетал из Варшавы, в Смоленске была хорошая погода, но буквально перед самым подлётом внезапно спустился туман. Впрочем, у высокопоставленной делегации был выбор: они ведь могли приземлиться в Минске и нормальным путём попасть к мемориалу. Не обрадовались бы им в Минске, но на место отвезли бы. Но вот что им было совершенно не нужно, так это хоть какое-то участие правительства Белоруссии, чья страна являлась потенциальной жертвой великой шляхетской мечты. Лететь в Москву? Аналогично: до Катыни доедут, но от шоу в полном объёме придётся отказаться. Вернуться в Варшаву значит и вовсе выставить себя на посмешище.

Выбор был сделан. Результат известен.

В первые дни после катастрофы польская сторона немножко притихла, но потом всё началось снова, теперь уже переключившись на обсуждение смоленской катастрофы. Очень хотелось найти в ней «руку Москвы» — но никак не получалось, ведь решение о посадке принимал экипаж самолёта… или не экипаж… но уж всяко не смоленские диспетчеры! Дошло уже до откровенной клиники. Адвокат родственников Качиньского Рафал Рогальский заявил на страницах «Gazeta Wyborcza», что всему виной искусственный туман, который «был запланирован Россией за месяц до катастрофы»[219].

В январе 2011 года польские студенты создали в популярной сети Facebook страничку, где призвали польское общество прекратить обсуждение смоленской катастрофы… хотя бы на день. И предложили объявить 3 февраля «днём без Смоленска». Причина проста: достало! Что было дальше — поведало российское издание «RT»:

«Однако благие намерения, как это часто бывает, привели к противоположному результату: вместо того чтобы объединить польское общество, призыв получил горячую поддержку одних (только за первые два дня 100 тысяч человек высказались в поддержку этого предложения) и вызвал бурное негодование других.