Читать книгу "Инквизитор. Утверждение правды - Надежда Попова"

– Смежение интересов, – с улыбкой вздохнул Курт. – Я как-то больше доверяю освящению земли. Видимо, и это тоже повлияло на ваше решение?

– Вам этого довольно, майстер инквизитор, и Его Величеству кажется довольным, чтобы в будущем пустить там улицу. Посему, думаю, разрешение кладбищу «переехать» будет удовлетворять обе стороны… Если позволите, я бы избежал богословских диспутов. Мне вас не переспорить, да и не имею такового желания. Кроме прочего, я несколько утомлен тем, что делал все три дня, что миновали с того памятного вечера, как вы постучали в мою дверь, майстер Гессе.

– Вы перевели записи Иегуды Толедано?

– Да, – кивнул раввин, – и снабдил их пояснениями, насколько хватило моих знаний и… моих представлений о ваших знаниях. Не обижайтесь на такую прямоту, прошу вас.

– И не думал, – заверил Курт. – И благодарю вас за все. Теперь, как я понимаю, ваша община со мною в расчете за старое доброе дело, которое к тому же сделал не я?

– Нет, – улыбнулся раввин, выкладывая перед ним на стол ровную стопку исписанных листов. – Мы не в расчете, майстер Гессе. Когда пражцы узнали бы, кем является колдун, причинивший им столько горя, общину было бы не уберечь. Но благодаря вам он обезврежен, а также, благодаря вам же, стало ведомо всем, что сделано это было с моей скромной помощью. Думаю, общину оградило от погромов лишь это. Посему… Мы снова вам обязаны, а вы по-прежнему можете получить помощь от любой другой общины в любом другом городе Империи. Да, – кивнул он с улыбкой. – Быть вам обязанным, майстер Гессе, оказалось крайне выгодно.

– Я бы должен возражать, – усмехнулся Курт, – однако не стану.

– Подобное происходит все чаще, – вздохнул раввин, согнав улыбку с лица. – Посему, посовещавшись, мы приняли решение: можете явиться и не дожидаясь каких-либо несчастий, дабы восполнить свои пробелы в познаниях, или прислать доверенного человека. Мы не обещаем вам раскрыть все тайны, но даже из того, что мы можем поведать, многое будет откровением. Ибо, согласитесь, о нас знают больше слухов и фантазий, нежели правды.

– Вот так да, – заметил Бруно, когда, распрощавшись, они покинули дом раввина, нагруженные переводами записок чародея и его вещами, изъятыми в доме на Златницкой. – Взять и завербовать все еврейские общины Империи разом. Это по-молотоведьмовски, с размахом.

– «Завербовать» – это слишком сильно, – возразил Курт. – Просто они поняли, что сотрудничество выгодно и им самим, коли уж они вознамерились быть полноценными обитателями нашей Империи. Не выйдет тихо жить в собственном лагере, только изредка платить налоги и думать, что тем и обойдется. Либо придется влиться, либо быть готовыми к погромам. Причем не потому, что так решил правитель или таково общее желание. Безвестность всегда приводила и будет приводить к ошибкам. Порой смертельным.

Бруно покосился в его сторону, явно намереваясь то ли оспорить, то ли добавить что-то, но промолчал, отвернувшись и вновь пойдя рядом по полупустым улицам еврейского квартала. Вокруг было непривычно тихо, почти безмолвно: невзирая на миновавшую опасность и впрямь назревавшего погрома, обитатели этой части города в последние три дня предпочитали без особой нужды не казать носа из дому.

– Любопытные видения посещали господина раввина, – заметил Бруно и, помедлив, продолжил: – И тебя самого.

– Да, – отозвался Курт тихо.

– То, что тебе повстречалось твое не самое приглядное «я», вполне понятно и в пределах логики, – продолжил помощник под его молчание. – Но вот одного я не могу припомнить: когда ты сорвался за Каспаром, клипот уже рассеялся, или мы все еще были в нем?

– Не помню, – ответил он так же кратко. – Это имеет значение?

– Не говори, что ты сам об этом не думал, – поморщился Бруно. – О том, был ли подлинным сам Каспар, или и он тоже являлся лишь порождением этого места. И не возник ли он лишь для того, чтобы поставить тебя перед выбором.

– Думал, – неохотно откликнулся Курт, не глядя в его сторону. – И я не помню, что было вокруг, был ли вокруг мир или клипот. Я видел только его. И он казался мне настоящим. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что было на самом деле, разве только спросим у него самого, когда я все-таки его возьму.

– И что будет зависеть от его ответа? Если ты узнаешь, что все было не на самом деле, тебя это успокоит?

– А я беспокоюсь?

– Да, – уверенно кивнул Бруно. – Тебя тревожит, что ты бросил дело и ринулся на помощь напарнику. Хотя всегда говорил, что случись такое – и ты поступишь наоборот.

– Без моей помощи не только загнулся бы напарник, но и пострадало бы куда более важное дело. Каспар может и подождать, а вот Прага, разнесенная в клочья потусторонними тварями, все ж проблема куда серьезней.

– Конечно, – согласился Бруно с усмешкой, и Курт отвел взгляд в сторону, не ответив и лишь зашагав быстрее.

Помощник тоже шел молча почти до самого королевского дворца, заговорив, лишь когда показались стены собора на площади, и заговорив о другом.

Три дня, миновавшие с той странной ночи, прошли в ежечасных заботах, невзирая на то, что теперь эти заботы не приходилось нагружать на собственные плечи, а можно было делить с собратом по служению и прибывшими с ним экспертами. Тело колдуна, чья десница была уничтожена в ночь ареста Иегуды Толедано, извлекли из земли, попутно разворотив две соседние могилы, и обнаружили его не тронутым тлением, а лишь полувысохшим, будто вяленая рыба. Сожжение тела Буркхард постарался обставить как можно торжественнее, не просто не препятствуя зевакам проникать на кладбище, но и всячески привлекая внимание к процессу; однако горожане уже, казалось, на сильные эмоции были не способны, и единственное, что можно было услышать, когда дело было завершено, – всеобщий облегченный вздох.

Адельхайда так и пребывала в постели по сию пору. Яд, принятый ею с вином фон Люфтенхаймера, не причинил ей смертельного вреда, однако все эти три дня она поминутно впадала в забытье, переходящее в сон, и в комнату ее входили лишь лекарь да пара дворцовых служанок. Настаивать на своем посещении пострадавшей Курт не стал, дабы не привлекать лишнего внимания к их знакомству.

Собравшиеся во дворце рыцари и гости турнира разъехались на второй же день; остались лишь считаные единицы, по-прежнему изъявляющие готовность нести службу под рукой Императора или же поступить на оную. Тело фон Люфтенхаймера в первое же утро, под прикрытием всеобщей суеты, было тайком вынесено из дворца и брошено среди могил на самом отдаленном и заросшем месте кладбища, где его и обнаружили спустя полчаса. Весть о гибели подающего надежды молодого рыцаря Император выслушал с печалью, благодарно приняв соболезнования своих подданных, оставшихся в замке, и тут же отправил собственноручно сочиненное письмо его отцу, ландсфогту Ульма, в котором выражал свое сочувствие и благодарность за сына, воспитанного как должно настоящему рыцарю и даже принесшего жизнь в жертву своему правителю.

Разумеется, императорская жалость к давнему служителю трона и опасение за его дальнейшую вменяемость и лояльность были сами по себе достаточно вескими причинами позволить Императору скрыть произошедшее. Но не единственными, что и сам престолодержец прекрасно осознавал…