Читать книгу "Обрученные Венецией - Мадлен Эссе"

Тот с воодушевлением закивал светлой головенкой.

– Для этого тебе непременно надобно уметь писать и читать, мой милый. Поэтому сегодня мы займемся с тобой первым уроком.

Андреа с удовольствием занимался с Каролиной, когда она рассказывала ему о таких интересных предметах как истори я и культура. От нее он узнал о жизни многих писателей и художников, с упоением слушая все истории, исходящие из ее уст. А сама синьора испытывала непростую привязанность к этому мальчугану: она полюбила этого озорника всем сердцем, словно предчувствуя в себе растущие материнские чувства.

Их обучение алфавиту прервала Анджела, стремительно вбежавшая в дом. Вместе с ней через открытую дверь в комнату влетели порывы морозного ветра.

– Ох, Каролина! – воскликнула Анджела и бросилась к ней с объятиями. – Наше платье… то, которое мы шили из бархата и тяжелого шелка…

– Что? – с нетерпением спросила Каролина, хватая озябшую Анджелу за холодные руки.

– Я отвезла его синьоре, живущей в предместье и часто заказывающей различные хозяйственные вещи… – Анджела едва отдышалась и присела. – А наше платье она ухватила с таким восхищением… что я думала, изорвет, пока напялит его на себя.

Каролина рассмеялась, глядя на счастливые блики в глазах женщины.

– Она заказала еще два. Правда, фасон попросила другой. И сказала, что порекомендует меня своим подругам.

Каролина не просто испытывала усладу от того, что придуманный ею фасон пользуется такой популярностью. Она невероятно радовалась, что смогла оказать помощь людям, которые помогли сохранить ей здоровье, а ее малышу – жизнь. И теперь у этой замечательной семьи появилась возможность вырваться из нищеты.

– Ох, милая Анджела, ты даже не представляешь, как осчастливила меня своими вестями, – радостно говорила Каролина, заключая ту в свои объятия. – Только теперь нам придется работать гораздо больше. Завтра же нужно отправиться на рынок за тканями и немедля приступить к работе.

– Слава Всевышнему, в зимнее время работы по дому не так много, поэтому времени для шитья у меня предостаточно, – воодушевленно пропела Анджела и устремила свой взор на округлившийся животик Каролины. – Как малыш?

– Ох, дорогая, после того, как с утра он стукнул меня изнутри, утихомирился, – рассмеялась Каролина и опустила до безумия счастливый взгляд на животик.

– Каролина, – послышался несмелый голосок Андреа, – а я хочу почувствовать, как он бьется.

– Ох, милый, этот благодатный момент нужно успевать наблюдать: малыш довольно хитер, поэтому, едва показав свою буйность, тут же затихает, не позволяя мне успеть насладиться долгожданным моментом.

– И в этом он полностью в свою мать, – прокомментировала с усмешкой Палома, кричавшая из кухни.

Из уст Каролины лился смех, такой звонкий, что он сумел заразить собой всех вокруг. А Палома сама себе улыбалась, радуясь, что хозяйка наконец-то смогла стать такой, какой была прежде. И этому благоприятствовало лишь ее грядущее материнство.

Каролина и Анджела с растущим энтузиазмом занимались созданием новых шедевров. Все, что знала синьора Фоскарини о моде, она старательно использовала в фасонах нарядных платьев. В своей работе они применяли тяжелые ткани и великолепные кружева. Энрике возил из городского рынка прекрасную парчу и бархат, расшитые венецианскими узорами.

Но больше всего Каролину радовало то, что занятие общим делом невероятно сблизило их с Анджелой, сделав едва ли не лучшими подругами. Нередко они засиживались за работой допоздна, и Каролина, невзирая на строгие наставления супруги Гаета идти спать, поддерживала ее, пока та управится и соберется лечь в постель.

Детвора души не чаяла в Каролине. Палома удивлялась, что беременность не привнесла в ее нрав недостающую серьезность и отнюдь не изменила присущее ей озорство, что детям, кстати, приходилось еще как по душе! Каролине приносили неимоверное удовольствие игры, которыми она развлекала детишек. По вечерам она пересказывала им книги, прочитанные ею еще в детстве. А днем обучала наукам, которые были известны ей самой.

Но Каролину изумляло, что девочки не особо интересовались образованием и охотнее помогали матушке по дому. «Они занимаются своими прямыми обязанностями, которые с детства возлагаются на женщину, – строго говорила синьоре Палома. – Не всем же быть такой любопытной к наукам, как вы!» А вот Андреа с удовольствием слушал и изучал все, что рассказывала ему Каролина.

Семья Гаета быстро свыклась с проживанием гостей, и даже Энрике с удовольствием общался с синьорой, отмечая про себя невероятную образованность этой женщины. Порой ему казались подозрительными ее простота и умение расположить к себе. Однако он тут же успокаивался, когда ощущал искренность, исходящую из души этой дивной женщины.

Сама же Каролина не переставала любоваться душевностью отношений между Анджелой и Энрике. Наблюдая за их любящими взорами и улавливая мимолетные попытки коснуться друг друга, бегло чмокнуть в уста или же с воодушевлением обнять, – она так часто вспоминала об Адриано. Почему же выходит так, что простолюдинам любить проще? Это грубое «проще» как нельзя кстати подходит этому выражению. Ведь в то время, как в светском мире на троне восседают алчность и распутство, ставшие идолами для подавляющего большинства аристократов, обыкновенный бедняк имеет свободу в иных, более весомых в жизни вещах.

Тех, кто ниже в сословии, не сковывает нужда к лицемерию, или к сокрытию своей любви: здесь, в этом маленьком селении, они защищены от завистливых человеческих глаз. И они счастливы! Невероятно счастливы! Да, порой им тяжело перебиваться, когда налоги отбирают большую часть доходов, а дань требует жертвовать значительную часть урожая. Но это оказывается такой мелочью, когда их богатство – это три ангельских создания, которых они окружают нежностью и заботой. И это та любовь, которую можно назвать чистой и непорочной. В которой хранится та доля святости, не обремененная грехопадением мужчин и женщин, заключивших брачный союз лишь из нужд и притязаний родителей.

Об этом и думала Каролина, вглядываясь запотевшее от зимних холодов окно. На улице шел снежок и огромными хлопьями плавно ложился на влажную землю. Зима выдалась довольно мягкой, и февраль отнюдь не баловал венецианцев морозами, разнося по земле чавкающую под ногами грязь. Такая унылая погода в последние месяцы наводила невероятную тоску.

Но среди этого мрака и сырости в окне появилось лицо Диего Пенна, расплывшееся от удовольствия лицезреть синьору и заставившее Каролину обрадованно улыбнуться. Очевидно, он заметил ее грустный взор, бесцельно устремленный вдаль, и решился немного развеселить эту прекрасную женщину, которой он с недавних пор был очарован. Диего вошел в дом, и с долгожданным удовольствием прикоснулся прохладными губами к ее руке, не скрывая радостной улыбки.

– Проезжал мимо, решил заглянуть. Как вы чувствуете себя, Каролина? – спросил лекарь с дрожащей ноткой в голосе.

– Благодарю, Диего. Уже немного лучше. Недомогание дает о себе знать значительно реже.