Читать книгу "Пятый всадник - Александр Харыбин"

Нас, как сидоровых коз, гонял Чита. Говорили, что он – отпускник, служащий в российском спецназе. Чита заставлял нас рыть окопы, ползать по-пластунски, передвигаться короткими перебежками. Для меня, в принципе, эти нагрузки не представляли большой проблемы – сказывалась неплохая общая физическая подготовка. Но по некоторым было видно, что им все дается тяжело. По большей части, это касалось тех, кто был уже в возрасте. В нашем отделении таковыми были Тихон и Бор. Больше всех доставалось последнему. Слегка грузноватый, невысокого роста, он постоянно вытирал носовым платком свою блестевшую на солнце от пота обширную лысину. Я сам больше мучился не столько от физических нагрузок, сколько от вида его страданий. Но, как ни странно, недовольный ропот шел не от них, а от самых молодых.

Те, кто уже успел повоевать, ворчали, что они и так все это давно изучили на собственной шкуре. Примерно то же самое можно было услышать от тех, кто хоть в боевых действиях и не участвовал, но отслужил в свое время в армии.

В конце концов, Чита, заподозрив намечающийся бунт, остановил занятия и построил взвод.

Наш инструктор прохаживался взад-вперед перед строем, притихшим, будто деревья в ожидании грозы. Потом остановился, пристально вглядевшись на переминающихся с ноги на ногу бойцов.

– Равняйсь! Отставить, – неожиданно дал он отрывистую команду. – Равняйсь! Смирно! Вольно.

Еще раз, обведя глазами строй, начал речь.

– Кто мечтает убить своего товарища – выйти из строя!

И опять сделал паузу на несколько секунд. Бойцы ошарашено переглядывались.

– Я не понял – почему никто не вышел? Здесь как минимум полвзвода тех, кто желает смерти своих товарищей. Смелее, выходите! Что – струсили? Так вот, слушайте меня внимательно. Если в бою кто-то совершит ошибку, я не говорю, что струсит, нет – совершит ошибку, то из-за него погибнут его товарищи. Поэтому мы сейчас тут и учимся.

Он снова замолчал и начал прохаживаться перед взводом.

– Каждого, кто говорит, что ему не надо учиться, вы так и должны воспринимать, как желающего вашей смерти и гибели ваших товарищей. Я знаю – многие из вас уже успели повоевать. Но вот что я скажу: то, что ты прошел несколько боев и остался жив – это не твоя заслуга, а упущение укропов. Или просто везение. Здесь есть даже такие, которые в свое время отслужили в серьезных войсках и думают, что все то, чему я учу, знают лучше меня. Возможно. Но они забывают одну важную вещь – я не учу бойцов. Я делаю из вас боеспособное подразделение, которое, получив приказ, выполнит поставленную задачу. И с минимальными потерями.

Он снова сделал паузу. Наверное, подбирал слова, а, может, давал нам возможность обдумать уже сказанное. Продолжил уже в другом, более спокойном тоне.

– Представьте тренера футбольной команды. У него полкоманды – звезды, а остальные – обычные средние футболисты. И вот он тренирует этих самых средних, а звезды при этом сидят на скамейке запасных, щелкают семечки и тащатся. Угадайте с трех попыток – какое место его команда займет в чемпионате с сильными противниками? Я доходчиво объяснил?

Я просто восхитился аналогией с футболом. Удачная находка, ничего не скажешь. Здесь почти все были болельщиками той или иной футбольной команды. Так что, доводы Читы должны до них дойти. Что же касается меня, то я и так старался впитывать как губка все, чему он нас старался научить. Потому что знал – скоро от этого будет зависеть моя жизнь. И жизнь моих товарищей.

Чита, тем временем, собирался заканчивать свою речь. Последние слова он произнес уже почти доброжелательным тоном.

– Ребята, я не знаю, кто тут из вас воевал, и кто где до этого служил. Но, поверьте мне – правильно передвигаться на поле боя никто из вас не умеет. Так что десять минут перекур и продолжаем занятия.

Нытье и ворчание прекратилось. В дальнейшем занятия проходили без подобных эксцессов. Мало того – каждый норовил продемонстрировать перед остальными свое усердие в изучении тактической науки.

На обед отделения направились по своим казармам. После обеда меня подозвал Итальянец.

– Через двадцать минут выдвигайся к штабу. Будешь получать оружие, и принимать присягу.

Перспектива получения оружия сильно обрадовала. На тактических занятиях я, как дурак, бегал без автомата. Ощущение было, будто человек третьего сорта. Казалось, что остальные надо мной втихаря насмехаются, и от этого готов был провалиться сквозь землю. Таких, кроме меня, была еще пара человек.

В штабе расписался за старый АКМ. Взяв в руки, зачем-то погладил цевье и ствольную коробку. Приятная тяжесть оружия согревала душу. Вместе со мной оружие получили человек десять-двенадцать. Как я понял, все – новобранцы, пришедшие в батальон за последние дни. Потом нас построили на площадке перед штабом, где мы должны были принять присягу.

Все время, пока вместе со всеми повторял слова присяги, не мог избавиться от странного ощущения отстраненности. Будто я на самом деле совсем другой человек, сейчас вдруг случайно оказавшийся в теле стоящего в строю. Этот человек с удивлением оглядывался по сторонам, не понимая, как здесь очутился. Мелькнуло чувство, что сейчас это наваждение разом улетучится, а я окажусь в своем настоящем теле. Это продолжалось не больше минуты, на протяжении которой мне с усилием приходилось убеждать себя, что это – реальность. А я – это и есть я.

Теперь пути назад нет. Опять попал в историю. Но сейчас я не воспринимал очередной поворот судьбы, как трагедию. Наоборот, вмиг стало легко от осознания того, что стал частью чего-то большого и важного.

После присяги, уже вечером, разобрав свой автомат и разложив его части на парте, занялся чисткой. Грязи там было выше крыши. Автомат был выпущен в семидесятом году прошлого века, и у меня создалось такое впечатление, что с этого времени не чистился ни разу. Я вооружился приспособлениями, найденными в прикладе, тряпками, маслом, и принялся выковыривать изо всех щелей прочно укоренившуюся там копоть и пыль. Позже ко мне присоединился ополченец Бор.

– Что, совсем грязный? – спросил он. Я кивнул.

Беседовать не хотелось по причине весьма паршивого настроения. Я был зол на то, что мне досталось такое старое и грязное оружие, которое теперь придется, неизвестно еще сколько времени, приводить в порядок. Но не хотелось обижать хорошего человека.

– Тяжело вам, наверное, на тактике? – спросил я, чтобы продемонстрировать участие, вспомнив, как он потел и уставал на занятиях. Собеседник оживился.

– Нет, ничего. Дело наживное. Еще с месяц таких тренировок, и я буду не хуже молодых, – нарочито бодро сказал он и добавил, – вот он – вред сидячей работы. Все мышцы атрофируются.

– А кем вы работали до войны?

– В Донецком госуниверситете преподавал. На историческом факультете. Доцентом был. Хотя, собственно, почему – был? Война закончится – опять вернусь преподавать.

Мне показалось странным, что преподаватель университета, да еще и доцент, сам пошел добровольцем воевать. Я осторожно спросил его об этом.