Читать книгу "Вечный sapiens. Главные тайны тела и бессмертия - Александр Никонов"

– Нет. А про что там?

– Да про вас…

Мой сон про нелокальности закончился странно. Последнее, что я помню из всего этого сумбура квантовых мельтешений и пучков траекторий, это город, залитый солнечным светом. А потом я проснулся. Уже зная, что это был за город.

Это был Мехико. Солнце стояло в зените, но в ресторанчике, расположенном на одной из улиц огромного города, держалась приятная полутьма. За столиком в глубине ресторана сидели двое – старик со смуглым лицом и молодой, немного полноватый парень с блокнотом в руках. Именно здесь дон Хуан рассказал антропологу Кастанеде самую, на мой взгляд, важную вещь из всего им когда-либо рассказанного.

Сделав заказ официанту, он откинулся на спинку стула и сказал:

– Ты на очень примечательном перекрестке, может быть последнем, и может быть также самом трудном для понимания. Некоторые из тех вещей, которые я собираюсь рассказать тебе сегодня, наверное, никогда не станут для тебя ясными. Во всяком случае от них и не ожидается этого. Поэтому не раздражайся и не разочаровывайся.

Кастанеда напрягся.

– Я собираюсь рассказать тебе о тонале и нагвале, – сказал дон Хуан и внимательно посмотрел в глаза Карлоса.

«Это был первый раз за время нашего знакомства, когда он использовал эти два термина, – писал потом Кастанеда. – Я смутно помнил их из антропологической литературы о культурах центральной Мексики. Я знал, что “тональ” (произносится как тох-на’хл) был своего рода охранительным духом, обычно животным, которого ребенок получал при рождении и с которым он был связан глубокими узами до конца своей жизни. “Нагваль” (произносится как нах-уа’хл) – название, дававшееся или животному, в которое маг мог превращаться, или тому магу, который практиковал такие превращения».

И, разумеется, эта наивная антропологическая трактовка оказалась неверной.

Я позволю себе сейчас довольно пространное цитирование объяснений старика, дабы передать смысл того, что понимала под этими понятиями «параллельная наука» толтеков и чего Кастанеда, по-моему, так до самой смерти и не понял. А вы теперь, наверное, догадаетесь.

«Тональ – это организатор мира. Может быть лучшим способом описания его монументальной работы будет сказать, что на его плечах покоится задача приведения хаоса мира в порядок. Но будет чрезмерным заявлять, как это делают маги, что все то, что мы знаем как люди, является работой тоналя…

Скажу далее, что тональ является хранителем, который охраняет нечто бесценное – нас самих. Поэтому врожденным качеством тоналя является быть консервативным и ревнивым относительно своих действий. А поскольку его деяния являются самой что ни на есть важнейшей частью нашей жизни, то не удивительно, что он постепенно изменяется в каждом из нас из хранителя в охранника…

Тональ – это все, что мы есть. Все, для чего у нас есть слово – это тональ. А поскольку тональ является его собственным деянием, тогда все, очевидно, попадает в его границы».

Кастанеда слушал, приоткрыв пухлые губы, силясь понять сказанное. А старик, между тем, продолжал:

«Тональ – это все, что мы знаем. И это включает не только нас, как личности, но и все в нашем мире. Можно сказать, что тональ – это все, что встречает глаз.

Мы начинаем растить его с момента рождения. В тот момент, когда мы делаем первый вдох воздуха, мы вдыхаем также силу для тоналя. Поэтому правильно сказать, что тональ человеческого существа интимно связан с его рождением. Ты должен запомнить этот момент. Тональ начинается с рождения и заканчивается со смертью.

Тональ – это то, что делает мир. Но тональ создает мир только образно говоря. Он не может создать или изменить ничего, и, тем не менее, он делает мир, потому что его функция состоит в том, чтобы судить, свидетельствовать и оценивать. Я говорю, что тональ делает мир, потому что он свидетельствует и оценивает его согласно своим законам. Очень странным образом тональ является творцом, который не творит ни единой вещи. Другими словами, тональ создает законы, по которым он воспринимает мир, так что, образно говоря, он творит мир».

Путано? Ничего, сейчас забрезжит. Следите за тем, что делает старик.

«Тональ – это остров, – продолжал он… – Лучший способ описать его, это сказать, что тональ – вот это.

Он очертил рукой середину стола.

– И на этом острове мы имеем все. Этот остров фактически мир. Есть личные тонали для каждого из нас и есть коллективный тональ для всех нас в любое данное время, который мы можем назвать тоналем времени.

Он показал на ряд столов в ресторане.

– Взгляни, каждый стол имеет одни и те же очертания. Определенные предметы есть на каждом из них. Индивидуально они, однако, отличаются один от другого. За одними столами больше людей, чем за другими, на них разная пища, разная посуда, различная атмосфера, однако мы должны согласиться, что все столы в ресторане очень похожи. Та же самая вещь происходит с тоналем. Мы можем сказать, что тональ времени это то, что делает нас похожими. Точно так же, как все столы в этом ресторане похожи. Каждый стол, тем не менее, это индивидуальный случай, точно так же, как личный тональ каждого из нас. Однако следует иметь в виду тот важный момент, что все, что мы знаем о нас самих и о нашем мире, находится на острове тоналя. Понимаешь, о чем я говорю?

– Если тональ это все, что мы знаем о нас и нашем мире, что же такое нагваль?» – спросил антрополог.

Он задал правильный вопрос. Но смысла в ответе не уловил:

«– Нагваль – это та часть нас, с которой мы вообще не имеем никакого дела.

– Прости, я не понял.

– Нагваль – это та часть нас, для которой нет никакого описания. Нет слов, нет названий, нет чувств, нет знания.

– Но это противоречие, дон Хуан. По моему мнению, если это не может быть почувствовано, описано или названо, то оно не может существовать.

– Это противоречие только по твоему мнению…

– Не говоришь ли ты, что нагваль – это ум?

– Нет, ум – это предмет на столе, ум – это часть тоналя. Скажем так, что ум – это чилийский соус.

Он взял бутылку соуса и поставил ее передо мной.

– Может, нагваль – душа?

– Нет, душа тоже на столе. Скажем, душа – это пепельница.

– Может, это мысли людей?

– Нет, мысли тоже на столе. Мысли как столовое серебро. – Он взял вилку и положил ее рядом с чилийским соусом и пепельницей.

– Может быть, это состояние блаженства, неба?

– И не это тоже. Это, чем бы оно ни было, есть часть тоналя. Это, скажем, бумажная салфетка.

Я продолжал перечислять возможные способы описания того, о чем он говорит: чистый интеллект, психика, энергия, здоровье, бессмертие. Для всего, что я называл, он нашел предмет на столе и ставил его передо мной, пока все предметы на столе не были собраны в одну кучу.