Читать книгу "Датский король - Владимир Корнев"

Звонцов перелистнул несколько глав. Ему неожиданно попалась иллюстрация — пентаграмма, которую нужно было вырезать копьем на груди у выбранного «Имеющим волю» для своего мрачного дела. Память тут же вернула его в собственную мастерскую, в жуткую ночь явления кладбищенских жителей: на груди у него вырезали звезду — точно такую же, как в раскрытой перед ним книге. И тут все, что с ним раньше происходило, сложилось в его голове в стройную картину. «Так, значит, приход упырей и уродцев — лишь костюмированный розыгрыш Смолокурова-Бэра, и это тоже было подготовкой к „стяжанию дара“?!

Значит, я принял копье за ржавый кинжал Петра. И картины тоже украл Смолокуров!»

Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Звонцов тупеющим взглядом измученного, перестающего соображать человека посмотрел на пресловутую «валькирию». Зачем-то взял остававшийся еще не смятым газетный лист: оказалось, что это свежий номер берлинского «ежедневного листка». Вячеслав Меркурьевич прочитал набранный крупным шрифтом заголовок вверху страницы, и строчки сразу запрыгали перед глазами:

«Трагедия в Веймаре. Нелепая гибель КД.

Русский маньяк на свободе.

В ночь на 15 января 1914 г. в Веймаре, в особняке. принадлежащем г-же Флейшхауэр, совершено зверское убийство трех человек — супругов Эриха и Марты Флейшхауэр и сторожа Граббса, трупы которых обнаружены на месте преступления. Расследованием установлено, что убийство совершено русским художником Вячеславом Звонцовым, который, чтобы скрыть следы преступления, совершил поджог здания. Пожар уничтожил большую часть дома, кроме мастерской, в которой сохранилась одна из улик — портрет супругов.

Почерк преступления и его мотивы изобличили Звонцова и как виновного в совершении серии кошмарнейших убийств в Роттенбурге летом 1909 года: ныне он изобразил обгоревшие скелеты будущих жертв, как когда-то методично зарисовал агонизирующие жертвы в Роттенбурге. Портрет супругов выполнен углем: убийца-психопат предопределил способ убийства изображенных им людей.

Звонцов проживал на правах гостя в доме почетной гражданки, известной меценатки и общественной деятельницы. Он сам предложил нарисовать портрет ее племянника с супругой. В процессе подготовки к преступлению Звонцов пригласил Эриха и Марту Флейшхауэр для позирования в мастерскую, расположенную в особняке Флейшхауэр; готовясь скрыться с места преступления, преступник заранее забрал свои вещи из особняка меценатки, для совершения поджога им был приобретен бидон керосина. Данный бидон оставлен преступником на месте преступления и в дальнейшем был опознан торговцем из москательной лавки. Служащий веймарского железнодорожного вокзала сообщил в полицию о продаже в ту ночь билета на берлинский поезд какому-то господину с иностранными акцентом и фамилией, который волновался и спешил.

Госпожа Флейшхауэр в связи с трагической гибелью племянника и его супруги раскрыла настоящее имя живописца, известного художественной общественности под псевдонимом „КД“, в реальном существовании которого некоторые ценители искусства даже сомневались. Погибший Эрих Флейшхауэр и был тем самым молодым гением, который при жизни, чтобы избежать ненужной славы, скрывал свое дарование и талант под скромным псевдонимом.

Только теперь стало ясным, что Звонцов совершил ряд указанных преступлений из патологического чувства зависти к талантливому живописцу. Чтобы подозрение пало на другого человека, он подписал портреты убитых роттенбуржцев инициалами „КД“. Только теперь мы можем по-настоящему осознать, какие страдания испытывала благородная стойкая женщина, выслушивая страшные обвинения в совершении убийства роттенбургских горожан поддерживаемым ею молодым талантом — художником „КД“.»

Сразу за статьей крупным курсивом было выделено объявление имперского полицейского ведомства о назначенном вознаграждении в 1 000 000 рейхсмарок тому, кто располагает какими-либо сведениями о местонахождении особо опасного уголовного преступника российского подданного Вячеслава Меркурьевича Звонцова. Чуть не лишившийся чувств при чтении равносильной смертному приговору статьи, Вячеслав Меркурьевич предположил задним умом, что мастерская и портрет чудным образом остались невредимы из-за иконы, которую он там бросил. Это совпадение мгновенно привело его в бешенство, впрочем, теперь было бессмысленно давать волю чувствам. Звонцов попытался взять себя в руки, срочно решить, как себя вести в сложившейся катастрофической ситуации, но мысли его перескакивали с одной на другую — панический страх и отчаяние, нарастая, все более овладевали его существом. «Нужно немедленно разыскать разносчика газет, взять у него оставшиеся номера и уничтожить! Здесь все и вся против меня — вдруг кто-нибудь из пассажиров тоже прочитал статью, вдруг меня сочтут подозрительным?! Хотя бы те же немцы из ресторана — как они на меня смотрели! Эта антропософка отомстила Эриху, Марте и сторожу за то, что я все узнал!!! Это сделано для того, чтобы быстрее найти меня, а главное. Копье. Непременно найти газетчика, он не успел еще все распродать…» Звонцов выскочил из купе и побежал опять в направлении ресторана, решив почему-то, что разносчик, пройдя весь состав, вернется назад и как раз попадется ему навстречу. Уже в соседнем вагоне в соответствии с логикой своего шокового состояния скульптор встретил того, кто ему был нужен, с пухлой пачкой прессы в руках, и, перегородив ему дорогу, заявил по-немецки, что берет весь его товар, причем, не спрашивая о цене, протянул разносчику несколько крупных кредиток. Тот всем своим видом показал, будто был заранее готов к такому предложению, и на чистом русском произнес:

— Всегда к вашим услугам, сударь! Угодно взять все — пожалуйста, берите!

Пока Звонцов, предполагавший, что имеет дело с немцем, стоял раскрыв рот, торговец сунул щедрому «сударю» газеты, забрав взамен предложенные деньги, и исчез, только его и видели. Дрожа от нетерпения, Вячеслав Меркурьевич заперся у себя в купе, рывком открыл окно и хотел уже было пустить по ветру ненавистные свидетельства его преступления, но в самый последний момент заметил вдруг, что держит в руках не что иное, как кипу номеров «Нового времени», остро пахнущих краской, словно их доставили в этот желез-подорожный вагон прямо из петербургской типографии. «Не может быть! Фантом какой-то! Ще же берлинские газеты?!» Ваятель в недоумении стал перебирать пачку в поисках хотя бы одного немецкого «ежедневника». Звонцов нервно перелистнул несколько страниц и даже вжал голову в плечи как от боксерского удара, увидев на одной из них свой фотопортрет и прочитав саркастически-многозначительное название публикации «Экзерсисы в бронзе, или Любовь к отеческим гробам». Столичный публицист писал: «В последние годы искушенный ценитель петербургской старины, совершая романтические прогулки в тени вековых лип и кленов по тихим дорожкам наших исторических кладбищ мимо родовых склепов российской знати, посещая родные могилы в дни общего поминовения усопших или в памятные даты, все чаще замечает печальные утраты замечательных надгробий, не говоря уже о постыдном запустении и неухоженности некоторых славных захоронений. Что говорить: атеистический цинизм и еще не окончательно оставившая некоторые темные души зараза революционной смуты пятого года самым безобразным образом сказываются на состоянии почтенных столичных некрополей. Так. в особенности пострадало в наше далекое от спокойствия время одно из старейших столичных кладбищ, известное, по крайней мере, со времен Государыни Анны Иоанновны, — Смоленское. Буквально за пару последних лет исчезли скульптурные детали многих надгробий конца XVIII века и, в особенности, эпохи александровского ампира, преимущественно отлитые из металла изображения плакальщиц, урны и даже бронзовые кресты, венчавшие памятники. Попытки квартальных надзирателей изловить осквернителей могил раз от раза не давали результатов, так что со временем осталось только констатировать очередные факты этого вандализма». Звонцов в нетерпении вытер вспотевший лоб: «Да сколько же он еще будет рассусоливать с этим лирическим вступлением — ближе к сути, бумажная душа!» — и продолжил чтение.