Читать книгу "Красный свет - Максим Кантор"

Сегодня мы знаем цифры довольно точно. Проживи фон Мольтке дольше, он бы мог рассказать, что после тайных переговоров Хрущева с Аденауэром (протокол я выпросил у майора Ричардса, прелюбопытный документ) последний военопленный покинул пределы Советского Союза в 1957 году, хотя стандартным приговором был срок 25 лет, то есть содержание в заключении до 1970 года. Высшие чины и офицеры содержались отдельно, как правило, в лагере «Верхотурье» – непривлекательное место. Сегодня, когда мне делается особенно скучно в компании майора Ричардса, когда мне надоедают камберлендские сосиски и гнусный бурый чай с молоком, я думаю о том, что альтернативой могло быть «Верхотурье». Везли туда в товарных вагонах через всю долгую страну, видимо, доехали не все немцы; по рассказам очевидцев, от голода не могли стоять; впрочем, пленных везли на строительство русских заводов, убивать и замораживать их насмерть – не собирались. Страшнее прочих считался Карпинский лагерь, также особенно тяжелыми были «Асбест» и Тагиллаг, в них в основном находились члены подразделений СС, но содержались и немецкие женщины и дети; смертность в Карпинском лагере равнялась 30 % – по официальной статистике, которая могла быть и занижена. На кладбище в Нижнем Тагиле захоронено около двух тысяч немцев, умерших в советских лагерях от невыносимых условий, – в трети случаев это женщины; надо сказать, кладбище в Нижнем Тагиле – это нечастый случай сохранившегося захоронения немцев: например, Весимское кладбище на Голом камне засыпано отвалами железной дороги – сколько человек погребено, неизвестно. Всего в советском плену находилось 2 389 560 германских военнопленных (считается, что этнических немцев 1 360 000), из них погибли 350 678 человек; таким образом, смертность германских солдат в советских лагерях ровнялась 14 %. Правда, в германском архиве я наткнулся на цифру 1 110 000, ничем не подтвержденную, но объявленную. В этом случае смертность бы составила 46 %. Боюсь, я утомляю читателя моих записок цифрами (сам я привык к тому, что сухое уравнение сопутствует любому знанию), но вы можете пропускать эти страницы, не так ли? Сегодня эти цифры я нахожу во многих архивах, которые находятся в открытом доступе – но понятно, что Мольтке этими возможностями не располагал. Он действовал наугад, руководствуясь интуицией и тем, что Елена высокопарно назвала словом «честь». Во всяком случае, и это я понимал отчетливо, обращение фон Мольтке к Кейтелю было вопиющим – юрист написал фельдмаршалу, что армия ведет себя варварски.

На докладную записку фон Мольтке, подробно разбирающую положение советских военнопленных в германских лагерях, была наложена резолюция Кейтеля: «Сомнения соответствуют солдатским представлениям о рыцарском ведении войны. Здесь же речь идет об уничтожении мировоззрения. Поэтому я одобряю эти меры и беру их под свою защиту».

Дебаты фельдмаршал Кейтель закрыл: он вернул нас к смыслу речи фюрера. Речь идет об уничтожении мировоззрения: большевик – это еврей, а евреев надо ликвидировать. Каждый солдат повторил про себя этот тезис. Вермахт действовал в тесном контакте с айнзацгруппами, и советские военнопленные приговорены были к смерти так же, как евреи, – и все этот факт приняли. Понимая, что надо двигаться вперед, я должен был согласиться с логикой Адольфа. Подчеркну, что не требовалось даже и военных приказов, чтобы понять этот тезис Новой империи. В речи 30 января 1939 года в рейхстаге Адольф громко – все слышали! – сказал: «Еврейский лозунг “Пролетарии всех стран, соединяйтесь” будет побежден другим: “Творческие представители всех стран, распознайте вашего общего врага!”». Уже тогда Гитлер ясно дал понять миру, что для него антибольшевизм, антимарксизм и антисемитизм представляют единое целое. Не Версальский договор он хотел оспорить – не мельчите! – не самоопределение немецкой нации его занимало – мелко, мелко! – Гитлер провозглашал учение о спасении человечества, в соответствии с марксистской доктриной – и прямо противоположное таковой. Тогда, в рейхстаге, он сформулировал новый этап противостояния гибеллинов – современным гвельфам. Антитеза «папизм – имперская власть» продолжала быть рабочим механизмом Запада. Новый самопровозглашенный папа сидел в Кремле; марксизм объявил себя новой религией – и вот тогда гибеллины подняли свой штандарт.

Неужели хоть кто-то мог не услышать зов трубы?

Неизбежность грязной работы понимали даже те родовитые гибеллины, кто хотел остаться в стороне от ополчения, от неумных полицейских, грубых шахтеров, потных колбасников, замаранных в уличной крови.

Позже, читая материалы Нюрнбергского процесса, я узнал, что генерал Франц Гальдер сказал однажды, что руками Гитлера следует свалить капиталистическую Британию, – а там видно будет. Аристократ Гальдер (как все аристократы) равно не любил и евреев, и большевиков, и капитализм, и Гитлер сказал вслух то, что барон произнести стеснялся. Для аристократов капитализм был воплощением власти плебеев, для них и британский королевский дом, Ганноверская династия, были всего-навсего родственниками, причем не самыми знатными. Пусть австрийский выскочка, безродная шпана, свалит капиталистов, задаст жару евреям, а там поглядим. Дадим ему пару лет на еврейский вопрос, а там видно будет.

Франц Гальдер выразил общее согласие «потерпеть еще немного» в 1941-м, когда фон Тресков, этот честолюбивый Фиеско наших дней, попробовал подложить первую бомбу в самолет фюрера. Запал бомбы не сработал, берлинский Фиеско расстроился – и Гальдер его утешал. Дайте выскочке проявить себя, сказал он, а затем настанет наш черед, и уже законная подлинная власть наведет глянец на его черновую работу.

6

Мы посещали фон Тресковых уже после неудачного покушения; заговор Фиеско остался нераскрытым; шла война и, возможно, бароны решили дать выскочке шанс. За столом если и говорили о войне, то говорили сдержанно, сохраняя интонацию светской беседы, как и приличествует тевтонским баронам.

– Елена, ваш сын в армии?

– Да, он летчик.

– Вот как? И где служит? Позвольте вам предложить…

– Благодарю вас… На Восточном фронте. Девятая армия.

– Ах, Девятая армия. Это Вальтер Модель, если не ошибаюсь.

– Да, он служит под началом генерала Моделя.

– Вальтер! Вы должны его помнить, дорогая Елена. Великолепный охотник. Что вы думаете об этом вине?

– Разве я его встречала? Превосходное вино.

– Вы же были с нами на охоте. Стрелок с моноклем в глазу, неужели не помните? Как я рад, что вам понравилось… Это Шамбертен тридцатого года. Солнечный год…

Они все здесь не любили большевиков и Россию – в этом сомнений не было. Если прадед фон Эйхгорна громил Гарибальди, если прадед Хааскена расстреливал мятежников-коммунаров в Париже, если предок фон Клейста написал «Битву Арминия», что оставалось делать их потомкам? То были великие роды гибеллинов, пронизывающие историю западного человечества, а Гитлер был ими рекрутирован, маленький барабанщик, которому показалось, что он командует парадом. Не поход на Россию их обидел, но нахальство маленького человечка. Шестеренка пожелала, чтобы ее считали основной деталью механизма, – ну что ж, пусть. Шестеренка восстала против машины, машина забуксовала, стала хрипеть и портиться. Они терпели, ждали, потом терпенье лопнуло – о, это знаменитый заговор июля 1944-го! Подождите, мы дойдем и до этой страницы. Но тогда, в январе сорок второго я еще не мог предположить, что моя Елена примет в нем участие.