Читать книгу "Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля - Антон Первушин"

Возникает ощущение, что дипломная работа первого космонавта мало интересует биографов. Какое же впечатление при этом складывается у любопытствующих читателей? Да, именно такое – Гагарин занимался чем-то скучным и маловразумительным, исключительно для получения «корочек» о высшем образовании.

Впрочем, не всё так плохо. Своего рода прорыв в теме сделали исследователи истории космонавтики Вадим Павлович Лукашевич и Игорь Борисович Афанасьев. Работая над книгой «Космические крылья» (2009), посвященной развитию авиакосмических систем, они обратились за разъяснениями к Александру Ивановичу Желанникову, начальнику кафедры аэродинамики ВВИА, и получили исчерпывающую информацию о проекте, над которым работали космонавты в академии. Если совместить ее с той, которая изложена в книгах Белоцерковского и мемуарах Каманина, то вполне можно реконструировать этот этап жизни Гагарина, который был не менее ярким и насыщенным, чем любой другой.

Итак, в июле 1961 года было принято решение о том, чтобы космонавты (как летавшие, так и не летавшие) получили высшее образование: к тому моменту в отряде оно было только у Владимира Михайловича Комарова. Вместе с Гагариным и Титовым в ВВИА пошли учиться Андриян Григорьевич Николаев, Павел Романович Попович, Валерий Фёдорович Быковский, Алексей Архипович Леонов, Борис

Валентинович Волынов, Евгений Васильевич Хрунов, Виктор Васильевич Горбатко, Георгий Степанович Шонин, Иван Николаевич Аникеев, Дмитрий Алексеевич Заикин, Марс Закирович Рафиков, Валентин Игнатьевич Филатьев. Через год к ним присоединились девушки из женского набора. Не все они дошли до защиты диплома, не все слетали в космос, но связано это было не с личными качествами, а с проблемами, неизбежно возникшими во время подготовки к полетам.

Выбор в пользу академии имени Н. Е. Жуковского был сделан под влиянием главного конструктора ракетной техники Сергея Павловича Королёва, который имел виды на этот вуз. Разумеется, учебный план начал составляться еще до поступления, причем Королёв был одним из самых активных участников его обсуждения. Однажды он сказал профессору Белоцерковскому: «Покажите им, как тяжело быть в нашей „шкуре“. Это очень важно. „Шкуру“ космонавта они почувствовали, а „шкуру“ главного конструктора нет. А им надо хорошо понимать трудности конструктора. Проблема-то одна, ее не разорвешь на части…»

Обучение в ВВИА, формально начавшееся 1 сентября 1961 года, давалось космонавтом нелегко, ведь в то же самое время нужно было еще и посещать тренировки, летать для сохранения навыков, заниматься общественно-политической работой. Поэтому оно быстро приобрело очно-заочную форму и продолжалось больше шести лет.

Поскольку космонавты поступали без экзаменов и имели за плечами лишь среднее образование посредственного качества, то на первых же занятиях выявились серьезные пробелы. Все, включая Гагарина, нахватали двоек. В какой-то момент ситуация стала настолько критической, что первый космонавт по поручению друзей-сослуживцев обратился к Главкому ВВС с просьбой перевести всех в Военно-воздушную академию, располагавшуюся в Монино. Там кадровым офицерам было, как считалось, учиться намного легче. Маршал Константин Андреевич Вершинин выслушал Гагарина и ответил: «В ближайшее время у меня не будет флотилий космических кораблей, которыми вы смогли бы командовать, поэтому учитесь там!» И космонавтам пришлось браться за ум. Надо отдать им должное: несмотря на тяжелый график и строгость преподавателей, они смогли добиться больших успехов. Все последующие оценки «отлично», начиная со второго года обучения, у космонавтов были твердые и заслуженные. В книге воспоминаний Белоцерковский отмечает, что Гагарин выбился в отличники раньше остальных, что вполне объяснимо: он всегда был настойчив в учебе и привык схватывать новое на лету.

Интересно, что на втором году обучения вокруг космонавтов стала формироваться группа преподавателей, которые рассматривали свою работу с Гагариным и остальными как возможность поучаствовать в великом процессе расширения внеземной экспансии и с большим энтузиазмом взялись за создание методики обучения, которая помогала бы осваивать традиционные дисциплины быстрее, чем принято по программе, и была бы напрямую увязана с практической космонавтикой. Благодаря им появились новые учебники, объединяющие близкие теоретические курсы, и соответствующие пособия. Среди профессоров академии того времени был, например, Георгий Иосифович Покровский – ярчайшая личность, вошедшая в историю не только научными, но и научно-популярными работами, публиковавшимися в молодежных журналах. Кроме прочего, он был неплохим художником, часто обращавшимся в своем творчестве к теме космоса, на чем сошелся с Алексеем Леоновым.

Профессор Белоцерковский так вспоминал о распорядке обучения:

«Впервые как преподаватель я встретился с космонавтами в начале 1964 года – мы начали изучать курс аэродинамики летательных аппаратов. Помню, как начальник учебного отдела академии А. И. Бутенко привез меня в Звёздный городок – тогда он мало кому был известен – и представил группе слушателей-космонавтов во главе с Гагариным. Мне почему-то сразу бросилась в глаза одна особенность, так сказать, аудиторной дислокации слушателей, которая сохранялась на всех занятиях. За первым столом сидел Гагарин, а за последним – Титов. Как-то позже я поинтересовался у Германа Степановича, почему он всегда занимает последний стол, хотя впереди есть свободные места.

– Школьная привычка, – последовал ответ. – Люблю видеть перед собой весь класс, всю группу.

Занятия в то время проходили и у них, в Звёздном, и у нас, в академии: из четырех-пяти учебных дней в неделю два – там и два-три – у нас. Естественно, всё, что требовало применения экспериментальных установок, тренажеров, вычислительных машин, проводилось в академии. Мои лекции в Звёздном начинались в 9 часов утра, и меня обычно возили туда на „Победе“. Выезжали из Москвы мы в 7–7.30 утра, и так продолжалось около года…»

В октябре 1965 года встал вопрос о темах дипломных работ. Белоцерковский встретился с Каманиным. Академия выдвинула три темы: «Орбитальный самолет-разведчик», «Орбитальный самолет-перехватчик» и «Космический корабль для нанесения ударов по объектам на Земле». Каманин не стал оспаривать выбор, но предложил подумать над комплексной темой «Освоение Луны», в рамках которой можно было бы назначить более конкретные направления работ: «Научные аппараты для изучения Луны», «Пилотируемые корабли для облета Луны», «Пилотируемые корабли для высадки на поверхность Луны и возвращения на Землю», «Оборонное значение освоения Луны». Каманин посовещался с Гагариным, но тот сразу заявил, что лунную тему группе не потянуть: она слишком сложна в своей многогранности. В конечном итоге остановились на космоплане – орбитальном самолете, стартующем на ракете-носителе, а возвращающемся, планируя в атмосфере, на любой аэродром. Тема была близка и руководству академии, и космонавтам, и даже главному конструктору Королёву, который перед войной пытался построить ракетный самолет.

Еще до появления космонавтов в ВВИА велись эскизные проработки проекта многоразового высокоманевренного крылатого орбитального корабля, названного в документах «КЛА» («Космический летательный аппарат»). Проект появился под впечатлением от триумфальных запусков спутников – сотрудники академии догадывались, что в скором времени на орбиту отправится человек, поэтому проявили творческую инициативу. Понятно, что в силу специфики академии основное внимание они уделяли вопросам маневрирования в атмосфере на участках снижения и посадки. Специалистам было ясно, что такой аппарат должен быть крылатым. Однако крылья, создающие подъемную силу, трудно защитить от теплового воздействия на больших (гиперзвуковых) скоростях полета. Выход был найден в интересной технической идее – использовании решетчатых крыльев! Они должны были раскрываться после прохождения участка максимального теплового воздействия, на высотах от 45 до 25 км, обеспечивая широкие возможности для маневрирования.