Читать книгу "Великий перелом - Гарри Тертлдав"

Медленным шагом он направился в сторону Пенни Саммерс. На этот раз она заметила его и пошла к нему гораздо быстрее, чем перемещался он сам.

— Что именно сказал этот чешуйчатый ублюдок? — спросила она. — Вроде бы ящеры поднимаются с места и оставляют нас одних?

— Они не могут сделать этого, — сказал Ауэрбах. — Ведь здесь тысячи людей, и среди них такие, как, например, я, совсем плохие ходоки. Что же нам делать, идти, что ли, к американским позициям у Денвера?

Он рассмеялся абсурдности этой идеи.

Но ящерам она вовсе не казалась абсурдной. Они погрузились на грузовики и бронетранспортеры и после полудня укатили из Карваля прочь, направляясь на восток, туда, где находились их космические корабли. К заходу солнца Карваль снова стал городом людей.

Это был довольно большой город, оставленный без какого-либо управления. Ящеры увезли с собой столько припасов, сколько смогли погрузить на свой транспорт. За оставшееся началась настоящая война. Пенни удалось раздобыть несколько черствых бисквитов, и она поделилась ими с Ран-сом. В результате в животах у них бурчало не так сильно, как могло бы.

Слева, не так далеко от палатки выздоравливающих, чтобы нельзя было расслышать, кто-то произнес:

— Мы должны вздернуть всех этих вонючих ублюдков, которые лизали ящерам хвосты, когда те были здесь. Подвесим их за яйца, вот что.

Ауэрбах содрогнулся. Это было сказано холодным и равнодушным тоном. В Европе людей, которые сотрудничали с нацистами, таких как Квислинг, называли коллаборационистами. Ауэрбаху и в голову не приходило, что кому-то в США понадобится думать о коллаборационистах.

Пенни забеспокоилась:

— От этого могут быть неприятности. Любой, кто захочет свести счеты, сможет обвинить человека в сотрудничестве с ящерами. Кто сможет определить, что правда, а что нет? Семьи будут враждовать столетиями.

— Ты, вероятно, права, — .сказал Ране. — Но раньше нас ждут другие неприятности. — Он размышлял как солдат. — Ящеры убрались отсюда, а армия сюда не пришла. Мы съедим все, что есть в Карвале, самое позднее к исходу завтрашнего дня и что будем делать дальше?

— Уйти в Денвер, я думаю, — ответила Пенни. — Что еще нам остается?

— Не много, — ответил он. — Но идти — как? Это же сотни миль, да? — Он показал на костыли, лежавшие возле его койки. — Ты вполне можешь дойти одна, без меня. Я встречусь с тобой там через месяц, может, через шесть недель.

— Не глупи, — сказала ему Пенни. — Теперь ты ходишь гораздо лучше, чем прежде.

— Знаю, но все еще недостаточно хорошо.

— Ты справишься, — уверенно сказала она. — А кроме того, я не хочу оставлять тебя, дорогой.

Она задула мерцающую свечу, освещавшую их палатку. В темноте он услышал шуршание одежды. Когда он потянулся к ней, рука нащупала теплую нагую плоть. Чуть позже она подпрыгивала верхом на нем, и они оба стонали от экстаза и, как он думал, от отчаяния — а может, отчаяние владело лишь Рансом. Затем она, не одеваясь, уснула возле него в палатке.

Он проснулся еще до восхода солнца и разбудил ее.

— Раз уж мы собираемся сделать это, — сказал он, — лучше тронуться в путь как можно раньше. Мы сможем немало пройти, пока не станет слишком жарко, и отдохнем в течение самого жаркого времени дня.

— Мне это кажется правильным, — сказала Пенни.

Небо на востоке только розовело, когда они тронулись в путь. И они были далеко не первыми, кто уходил из Карваля. В одиночку и небольшими группами люди шли, одни — на север, другие — на запад, а несколько неприкаянных душ шагали напрямую без дорог на северо-запад. Будь Ауэрбах в лучшем состоянии, он так бы и поступил. Теперь же они с Пенни выбрали запад: в лошадиной реке вода, вероятнее всего, еще есть — в отличие от остальных потоков, которые им пришлось бы пересечь, если идти на север.

Он шел на костылях гораздо увереннее, чем прежде, но все равно медленно и устало. Мужчины и женщины постоянно обгоняли его и Пенни. Беженцы из Карваля растянулись по дороге, насколько хватал глаз.

— Некоторые из них умрут прежде, чем мы дойдем до Денвера, — сказал он.

Эта перспектива расстроила его гораздо меньше, чем могло бы случиться до ранения. Генеральную репетицию встречи с Угрюмым Потрошителем он уже пережил: само же представление вряд ли будет намного хуже.

Пенни показала в небо. Кружившиеся в нем черные тени не были ни самолетами ящеров, ни даже людскими самолетиками. Это были стервятники, кружившие в свойственном их роду терпеливом ожидании. Пенни не сказала ничего. Этого не требовалось. Ране думал, как стервятник будет обклевывать его кости.

Потребовалось два дня, чтобы дойти до Лошадиной. Он понимал, что если бы она пересохла, его путь вскоре закончился бы навсегда. Но люди толпились на берегу, тянувшемся до пересечения с шоссе 71. Вода была теплой и грязной, и футах в двадцати от них какой-то идиот мочился в реку. Ауэрбах не стал обращать внимания. Он вдоволь напился, сполоснул лицо, затем снял рубашку и намочил ее. Так будет прохладнее.

Пенни обрызгала водой свою блузку. Мокрая ткань прилипла к телу, подчеркивая формы. Ауэрбах смог бы оценить это, не будь он смертельно усталым. И все же он кивнул и сказал:

— Хорошая идея. Идем.

Они двинулись на север по шоссе 71 и на следующий день утром добрались до Панкин-Центра. Здесь они снова нашли воду. Местный житель с печальными глазами сказал им:

— Хотелось бы дать вам поесть, люди, у вас такой вид, что вам надо поесть. Но те, кто прошел раньше, оставили нас без всего, что у нас было. Удачи вам.

— Я же говорил тебе, иди одна, — сказал Ауэрбах.

Пенни игнорировала его ворчание.

Тяжесть тела на костыли, затем на ногу — так он устало ковылял на север.

К концу дня он пришел к мысли, что стервятники уже повязывают салфетки на шеи, готовясь к вкусному ужину из загорелого кавалерийского капитана. Он рассчитал, что если упадет и умрет, то Пенни сможет идти быстрее и доберется до Лаймона прежде, чем ее прикончат жара, жажда и голод.

— Я люблю тебя, — прокаркал он, не желая умирать, не сказав этих слов.

— Я тебя тоже люблю, — ответила она. — Вот почему я иду с тобой.

Он засмеялся, но прежде, чем он успел сказать что-то еще, он услышал веселый крик. Балансируя на одной ноге и с одним костылем, он сказал в радостном недоумении:

— Армейская повозка.

Запряженные в нее лошади были самыми красивыми животными, которых он когда-либо видел.

Повозка была уже набита людьми, но солдаты заставили потесниться сидевших сзади и дали ему и Пенни крекеров и фляжку с водой.

— Мы доставим вас в центр переселенцев, — пообещал один из солдат, — там о вас позаботятся.

На это ушла еще пара дней, но теперь на пути были пункты снабжения. Ауэрбах проводил время, размышляя, что представляет собой переселенческий центр. Солдаты этого тоже не знали. Когда наконец они добрались до места, он сразу все понял: это было просто другое название лагеря беженцев, во много раз большего, чем жалкое запущенное прибежище на окраине Карваля.