Читать книгу "Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг"

В то воскресенье в конце праздника Благодарения шел холодный дождь. Рут, принимая ванну, вспомнила, что сегодня годовщина того вечера, когда отец преподал ей урок вождения и она отвезла его в «Станхоп», куда Тед приводил без числа своих женщин. По дороге он рассказал ей, что произошло с Томасом и Тимоти, а Рут не отрывала глаз от дороги. Теперь Рут вытянулась в ванне, надеясь, что Харри оденет Грэма как полагается и оденется сам — ведь гулять им придется по берегу под дождем.

Когда Эдди заехал за Ханной, нидерландец и мальчик в дождевиках и широкополых шляпах садились в грузовичок Кевина Мертона. На Грэме к тому же были высокие резиновые сапожки, но Харри надел свои обычные шиповки, которые он никогда не боялся промочить. (То, что его устраивало в де Валлене, не должно было подвести его и здесь — на берегу.)

Погода была плохая, и дневным поездом в город возвращалось не так уж много ньюйоркцев — большинство уехало раньше. Поезд, прибывший в Бриджгемптон в 16.01, не был набит народом, и Ханна сказала:

— По крайней мере, мне не придется платить невинностью, чтобы получить какое-нибудь вонючее сидячее место.

— Береги себя, Ханна, — сказал ей Эдди с искренней озабоченностью, если и не с подлинным воодушевлением.

— Это ты должен беречь себя, Эдди.

— Я знаю, как себя беречь, — возразил Эдди.

— Позволь мне сказать тебе кое-что, мой забавный друг, — сказала Ханна. — Время не останавливается.

Она взяла его руки в свои и поцеловала в обе щеки. Этим Ханна заменила рукопожатие. Иногда вместо рукопожатия она ложилась с мужчиной в постель.

— Что ты имеешь в виду?

— Эдди, почти сорок лет прошло. Пора тебе уже переболеть этим!

Поезд тронулся и увез ее. Уйдя на запад в 16.01, он оставил стоять под дождем Эдди, который окаменел, услышав слова Ханны. Ее слова были напитаны такой давней печалью, что Эдди не мог отделаться от них на протяжении всего вечера, когда механически готовил себе ужин и ел его.

«Время не останавливается» — эти слова звучали в ушах Эдди долго после того, как он метнул маринованный стейк из тунца на свой уличный гриль.

(Слава богу, газовое барбекю на переднем крыльце маловпечатляющего дома Эдди было защищено от дождя.)

«Эдди, почти сорок лет прошло», — повторял себе Эдди, поедая свой стейк из тунца вместе с вареной картошкой и горстью вареных бобов из заморозки.

— Пора тебе уже переболеть этим! — сказал он вслух, моя свою единственную тарелку и единственный бокал.

Эдди был настолько не в себе, что, когда ему захотелось немного диетической колы, он глотнул ее прямо из бутылки.

Дом задрожал, в 18.01 прошел направляющийся на запад поезд — более поздний, но не последний из западных поездов, следующих по воскресеньям.

— Я ненавижу поезда! — выкрикнул Эдди, потому что даже самый близкий из соседей не смог бы услышать его за этим грохотом.

Весь дом снова задрожал, когда прошел поезд в 20.04, - это, слава богу, был последний из воскресных поездов, следующих в западном направлении.

— Пошел ты в жопу! — бессмысленно закричал Эдди.

Да, верно, ему пора переболеть этим. Но переболеть Марион он не сможет никогда. Эдди знал, что никогда не сможет переболеть ею.

Марион в семьдесят шесть

Мейпл-лейн, вполне естественно, на половину своей длины засажена старыми кленами[57]. Вперемежку с кленами здесь растут и некоторые другие деревья — один-два дуба, несколько декоративных груш. Если идти с востока, то первое впечатление вполне благоприятное. Мейпл-лейн представляется тенистой улочкой, типичной для маленького городка.

Машины паркуются на подъездных дорожках (хотя некоторые жители паркуют свои машины прямо на улочке под деревьями); о присутствии детей свидетельствует то двух-, то трехколесный велосипед, то скейтборд. Все говорит о том, что здесь обитает вполне (хотя и не очень) обеспеченный средний класс. Собаки, к сожалению, заявляют сами о себе и делают это довольно громко. Собаки и в самом деле стерегут самое сердце квартала, в котором живет Эдди О'Хара, с такой остервенелостью, что человек посторонний или случайный прохожий может подумать, будто эти скромные по виду дома на самом деле ломятся от богатства, о котором вовсе не свидетельствует их внешний вид.

Если пройти по Мейпл-лейн еще чуть-чуть, то дойдешь до Честер-стрит, которая уходит на юг; здесь в манящей тени деревьев стоят дома, более ласкающие взгляд. Но потом, пройдя почти половину улочки — в том месте, где, тоже на юг, к Мейн-стрит, от нее отходит Корвит-авеню, — ты видишь, как облик Мейпл-лейн неожиданно меняется.

Северная сторона улочки занята всевозможными коммерческими заведениями. С крыльца Эдди видны «Запасные части НАПА» и дилерская фирма Джона Диира — они делят длинное уродливое здание утилитарного вида, без всякого намека на привлекательность. Неподалеку располагается «Грегори электрик», каркасное сооружение, хотя, возможно, и менее отвратительное, и «Айрон хоре графикс», занимающая вполне современное и приятное на взгляд здание. Небольшой кирпичный дом («Бэтл айрон энд бранз») выглядел бы даже и неплохо, если бы перед ним (перед всеми этими зданиями) не располагалась широкая запущенная парковка, усыпанная щебенкой. А за этими коммерческими корпусами проходит наконец главная достопримечательность Мейпл-лейн — пути Лонг-Айлендской железной дороги, идущие параллельно Мейпл-лейн и располагающиеся на расстоянии броска камня к северу от нее.

На одной открытой площадке видны неустойчиво уложенные одна на другую секции железнодорожных путей, а за ними насыпи песка, земли и гравия — склад фирмы «Гемптон материалс инкорпорейтид», обозначенный заметным издалека щитом.

На южной стороне Мейпл-лейн к другим коммерческим сооружениям примыкает еще немного частных домов, включая и офис «Гемптон тэнк энд гэс сервис», а дальше южная сторона улочки теряется — там дикие кустарники, пустыри, кучи гравия и (в особенности в летние месяцы или по уикэндам в праздники) шеренга автомобилей, припаркованных под прямым углом к улице. Иногда эта шеренга автомобилей тянется на сотню, а то и больше ярдов, но сегодня — в безлюдный воскресный вечер перед праздником Благодарения — там припаркованы лишь несколько автомобилей. У этого места вид запущенной площадки для брошенных машин. Но в отсутствие машин вид у площадки еще более унылый, можно сказать — безнадежный. Что еще больше усугубляется малопривлекательным сооружением на северной и более бедной стороне улочки — уже упомянутыми останками бывшего Бриджгемптонского железнодорожного вокзала.

Фундамент растрескался. Два небольших стандартных навеса — издевательская замена того, чем когда-то был этот вокзал. Под навесами две скамейки. (В этот холодный, промозглый воскресный вечер в конце ноября скамейки пусты.) Чтобы хоть как-то скрыть запустение некогда процветавшей железной дороги, здесь растет живая изгородь неухоженной бирючины. Заброшенные останки вокзала, и телефонная будка под открытым небом, и асфальтовая платформа, тянущаяся на пятьдесят ярдов вдоль путей… увы, преимущественно зажиточный Бриджгемптон мирится с таким положением.