Читать книгу "Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - Брайан Д'Амато"

Кох постучала ногтями рядом с многоножкой, явно общаясь с ней на языке вибраций. Та подняла свою сенсиллу, словно прислушиваясь. Потом уставилась на меня незрячим взором. У меня мурашки побежали по коже — она ощущала, что мы здесь. Членистоногое скользнуло в ладонь Кох и свернулось свободной спиралью. Кох заговорила новым, тихим голосом и на другом языке, насыщенном гласными и шипящими. Я склонился слишком близко, и это существо, почуяв тепло моего лица, издало своими лабиальными щупальцами пару двойных щелчков.

— Твой хребет должен сместиться к северо-западу, — произнесла Кох.

Она приказывала мне подвинуться назад, что я и сделал. Госпожа слегка улыбалась, видя, какое действие произвел на меня наркотик. Наверное, мои глаза стали шальными, как у двенадцатилетнего мальчишки после первого косячка.

Кох опустила руку в юго-восточной части игрового поля. Многоножка скатилась с ее ладони, словно ртутный ручеек, и устроилась в уголке. Потом переориентировалась. Казалось, ей знакома игровая доска.

— Прости меня, веди меня, сияющий гость, — сказала Кох.

Ловким движением наперсточника она накрыла многоножку второй чашкой для шоколада. Во мне шевельнулись неприятные воспоминания о развлечениях моих приемных братьев в Юте, о гладиаторских схватках американских варанов и лабораторных крыс в телевизионных ящиках. Кох положила светлую руку на чашку с многоножкой, а темную — на чашку с обезьянкой и проговорила:

Мое дыхание черное, мое дыхание желтое,

Мое дыхание красное, мое дыхание белое, мое дыхание

Теперь сине-зеленое…

Она подняла обе чашки.

Питомцы Кох не шелохнулись. Я смотрел на многоножку, смотрел на нее недели, месяцы и годы. Наконец ее рожки шевельнулись, поднялись и медленно описали дугу в сто пятьдесят градусов, изучая обстановку; они подергивались, словно молоточки маримбиста. «Она» замерла. Что-то почувствовала. Может, доска игрового поля была своего рода сейсмографом? Или многоножка реагировала на движение потоков лавы в двух милях под нами? Или она измеряла приливную силу Луны?

Двух существ разделяло поле, а стоящий посредине ряд камушков мешал им обнаружить друг друга. Многоножка медленно прошуршала, ориентируясь в пространстве, потом сделала три осторожных шажка на восток, под углом девяносто градусов в сторону от обезьянки, и прощупала поверхность красного квадранта. Она двигалась по неглубоким ячейкам — скорее всего, территория была ей знакома. Обезьянка напряглась. Сейчас что-то случится.

С точки зрения габаритов она проигрывала членистоногому. Но я видел, как обезьяны ревуны убивают змей, превосходящих их размерами. И если малютка не захочет драться, она сможет ускакать в другое место. А многоножка слепа. Мой прогноз почти не оставлял ей шансов.

Обезьянка чуть склонила голову налево, и в том же направлении повернула свою головогрудь многоножка. Я не слышал, чтобы малявка произвела хоть малейший звук. Но предки многоножки долго жили под землей и научились воспринимать малейшие вибрации. Последовала еще одна долгая пауза, а потом обезьянка чуть подалась влево, проверяя возможность отхода на юг. Многоножка мгновенно дернулась. Ее противник замер и крадучись двинулся вперед. Я отсчитал четыре биения. Членистоногое огладило ножками игровую доску, не трогаясь с места, а потом поползло au pas de loup[682]на юг наперерез обезьянке; коготки волнообразно прикасались к поверхности. Я почти слышал ритмичное постукивание хитина по камню. Сколопендра подобралась к камушку, обозначающему нынешний день. Ее рожки высунулись за угол — для разведки. Я вспомнил Марену на фотографии — на той, где она карабкалась по отвесной скале, нащупывала трещинки в камне у себя над головой. Обезьянка подошла поближе. Многоножка заскользила вперед, и, глядя на ее движения, можно было подумать, что она прогрызает коридор в пространстве; потом остановилась, пробуя воздух антеннами-рожками. Она напоминала разверстый рот зубами наружу. Хищная улыбка чеширского ягуара. Хвостатая кроха сделала маленький прыжок влево, выходя из-под прикрытия камушка.

Многоножка застыла.

Самец обезьянки увидел ее. И стал разглядывать.

Неужели он не знал, кто перед ним? Все млекопитающие инстинктивно побаиваются членистоногих. С другой стороны, обезьяны вроде этого паренька плотоядны и поедают всяких жуков. А он производил впечатление голодного. Его явно давно не кормили. Глаза его сузились, и по загоревшемуся в них предвкушению было понятно, что он готов атаковать кого угодно. Что он собирается сделать — схватить многоножку за хвост и размозжить ей голову о камень? Или будет молотить по ней лапками, пока не расплющит, как лиса скорпиона?

Он изучал ее. Многоножка шевельнулась, осторожно переползла на желтый квадрант и направилась дальше по часовой стрелке к красному. Напряженное тельце обезьяньего малыша не шелохнулось, но глазами он следил за ней. Членистоногое достигло красной зоны. Самец дрогнул. Неожиданно со скоростью, неуловимой для глаз, многоножка метнулась вперед. Обезьянка отпрыгнула и притаилась за одним из камушков. Сколопендра притормозила и повернулась.

Пока ни одна из сторон не получила перевеса. Я отсчитал пять биений, потом десять. Малец стал понемногу отступать так, чтобы между ним и его врагом оставался камень. На четырнадцатом биении на поле боя началась сумятица. Бойцы заметались взад и вперед, как шарики в пинболе или субатомные частицы на видео в диффузионной камере. У меня возникло впечатление, что самец обезьянки преследует многоножку. «Запах женщины», — усмехнулся я про себя. Однако членистоногое, в свою очередь, погналось за противником, двигаясь против часовой стрелки, преодолевая камушки-ограждения, которые образовывали своеобразную полосу препятствий. С каждым кругом многоножка подбиралась все ближе и ближе к самцу обезьянки. Вот он на красном, а теперь на красном сколопендра, она переметнулась на белое, а обезьяна скакнула на черное, многоножка следом, но вот она взяла и развернулась — и поползла в обратном направлении, словно заранее рассчитав, где окажется враг, и, прежде чем я успел сообразить, что случилось, многоножка почти прижала обезьянку к одному из стоячих камушков. Но ловкий малец перепрыгнул через нее. Обошел ее на повороте, решил я. Многоножка застыла. Ее враг, казалось, набирался мужества. Он прыгнул, схватил многоножку сзади, поднял и собрался было хлестнуть удлиненным телом о камень, но не успел — она мгновенно изогнулась, и ее голова оказалась у спины малыша. У меня появилось неприятное ощущение, что многоножка спланировала все это заранее. Она обхватила туловище несчастного и вонзила лезвия ножек в его шею.

Самец обезьянки оторвал от себя многоножку, отпрыгнул назад и споткнулся. Было очевидно, что он поражен ядом. Бедняга с трудом двинулся на запад, ковыляя на всех четырех руках, но к 8 Тростнику стал оступаться. Он перебрался через Венеру, а потом побрел назад на север к 13 Ветра. Я не одно десятилетие играю в игру, и меня осенило: ужас жертвы очень важен для раскладки доски.

Я поднял глаза на Кох. Она со жгучей, я бы сказал, сосредоточенностью следила за происходящим, анализируя панику обезьянки.