Читать книгу "История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов"

от прокламаций, призывающих толпу к резне евреев.

Безусловно, наиболее эффективная пропаганда погромов проводилась, иногда без сознательного осознания последствий, самим правительством: упорно придерживаясь своей антиеврейской политики. Наблюдая за этим непрекращающимся издевательством над евреями со стороны российского законодательства и администрации, обращавшегося с евреями как с преступниками, наблюдая изгнание «нелегально проживающих» евреев и устраиваемые против них облавы, наблюдая постоянные издевательства над еврейских детей, выгнанных от дверей учебных заведений, и видя бесконечное множество других унизительных недостатков, непросвещенное русское население неизбежно проникалось убеждением, что истребление еврейства есть благородный и патриотический долг. Вкупе с обычными экономическими и национальными конфликтами это умонастроение не могло не привести к актам насилия.

В конце 90-х годов российский горизонт снова омрачил зловещую тень начала 80-х: погромы, сначала спорадические и в ограниченных пределах, вновь вспыхнули в разных частях черты оседлости. 18 и 19 февраля 1897 года в Шполе, городке Киевской губернии, произошел антиеврейский бунт. В газете «Новое» появился следующий официально инспирированный отчет о бесчинствах, в котором факты, несомненно, были смягчены. Время:

В три часа дня огромная толпа крестьян ворвалась в наш город и полностью разгромила магазины, дома и склады, принадлежавшие исключительно евреям. Большое количество богатых торговых мест и мелких магазинов, а также сотни домов были снесены толпой, действовавшей, можно сказать, со стихийной страстью, обрекая на разрушение все, что попало в ее руки. Город Шпола, известный своей процветающей торговлей и относительным благополучием, представляет теперь картину города, разоренного враждебной армией. Можно увидеть вереницы старух и детей, движущихся [в город], чтобы унести домой имущество «жидов». Существенное значение имеет тот факт, что эти беспорядки, несомненно, были заранее подготовлены. Местные евреи знали о надвигающейся катастрофе за четыре дня до того, как она произошла; они рассказали об этом начальнику местной милиции, но тот заверил их, что «ничего не произойдет».

Через два месяца, 16 и 17 апреля, христианские жители города Кантакузенки Херсонской губернии предавались подобной «забаве» на счет евреев. Процитируем слова полуофициального доклада:

Произошел жестокий погром. Почти весь город был разрушен разъяренной толпой. Все еврейские магазины были разгромлены, а найденные товары разбросаны. Часть товара была разграблена чернью. Только синагога осталась невредимой.

Здесь тоже было заранее известно, что готовится погром. Евреи обратились к властям с просьбой предотвратить катастрофу, но местная полиция оказалась неспособной справиться с ситуацией.

В обоих опустошенных городах в конце концов появились губернаторы соответствующих провинций с отрядами войск, но тем временем отвратительные представления закончились. Многие бунтовщики были арестованы и преданы суду. Более шестидесяти были приговорены судами к срокам лишения свободы от восьми до четырнадцати месяцев. Один из подсудимых, малороссийский крестьянин, арестованный за участие в антиеврейском бунте, выразил свое удивление в таких характерных словах: «Нам сказали, что у нас есть разрешение бить евреев, а теперь оказывается что все это ложь».

Погром более широкого размаха, устроенный в честь пасхального праздника и продолжавшийся три дня (19-21 апреля 1899 г.), был допущен в городе Николаеве, южно-русской заставе. Банды бунтовщиков численностью в несколько тысяч человек, среди которых было много вновь прибывших великорусских поденщиков и несколько «интеллигентских» зачинщиков, нападали на еврейские склады и жилища и уничтожали или грабили их содержимое, добросовестно соблюдая установленный погромный обряд, а полиция и казачьи войска оказались «бессильными». На третий день, когда весть о свободе, дарованной бунтовщикам и разбойникам в Николаеве, достигла окрестных деревень, целая армия крестьян, мужчин и женщин, числом около десяти тысяч, двинулась к городу на своих подводах. с намерением похитить имущество евреев — но было слишком поздно; ибо тем временем казакам и солдатам было приказано прекратить погромы и разогнать бунтовщиков. Крестьяне были изгнаны и вынуждены были вернуться в свои деревни на пустых подводах. Раздраженные своим провалом, крестьяне выместили свою ярость на еврейском кладбище за городом, разрушив большое количество надгробий, а затем, рассеявшись по округе, совершили нападение на еврейское население окрестных селений и деревень. В еврейской земледельческой колонии Нагартава были разгромлены и разграблены все хутора и склады, уничтожен сельскохозяйственный инвентарь. Русский крестьянин беспринципно разорял и грабил своего собрата-еврея. В прилегающих колониях евреи, обладая крепким телосложением, сумели поставить эффективную оборону.

Единственный протест против этой новой вспышки варварства выразил «Сын Отечества» («Сын Отечества»), либеральный русский печатный орган:

Когда, наконец, — спросила газета, — придет конец этому страшному пережитку мрачной эпохи Средневековья? Когда прекратится это разбивание окон, это избиение людей и это разрушение домов и магазинов?

На этот раз приказ из Петербурга был четким: местным властям было приказано не допустить дальнейшего распространения погромной агитации. Причину такого непривычного отношения нетрудно догадаться. Через две недели после николаевских зверств открылась первая Международная Гаагская конференция (6-18 мая), созванная по инициативе российского императора для обсуждения вопроса о разоружении, и эта конференция должна была внушить царю целесообразность первого разоружения антиеврейских мятежников в самой России. Однако из созванной им конференции он не сделал более важного вывода: необходимо прекратить или, по крайней мере, сократить постоянное вооружение своего правительства против евреев и отказаться от средневековых орудий угнетения и преследований. что означало уничтожение всей нации. Одного этого достаточно, чтобы разоблачить нелепость гаагского зрелища, задуманного слабоумным Николаем как своего рода дипломатическое развлечение.

О том, что русские власти, настроенные таким образом, были вполне способны справиться с погромной агитацией, свидетельствует быстрота, с которой они впоследствии подавили антиеврейские выходки в польском городе Ченстохове (19 августа 1902 г.). В этом очаге унылого польского клерикализма, цели тысяч паломников-католиков, прибывающих сюда поклониться Пресвятой Богородице на «Светлой горе», разрослась уличная драка между торговцем-евреем и полькой, по наущению католической церкви. священников, в чудовищный штурм еврейских домов и магазинов пятнадцатитысячной толпой поляков. Здесь тоже раздались обычные крики: «Бей жидов! Ничего с нами не будет». Но ченстоховские бунтовщики допустили в своих расчетах грубейшую ошибку. Покровительство российских властей не распространялось на поляков, которые не считались политически «благонадежными» и были известны как одинаково враждебные жыдам и «москалям». Бесчинства начались утром, а к вечеру прекратились, залп солдат обратил в бегство огромную толпу. Когда дело дошло до суда, прокурор выступил за суровое наказание виновных. Провинившихся поляков приговаривали к каторжным работам и тюремным срокам, а в некоторых случаях даже присуждали потерпевшим евреям возмещение ущерба — чрезвычайно редкое явление в судопроизводстве такого рода.

Союз польского антисемитизма с русской юдофобией вновь вызвал к жизни старое чудовищное обвинение против евреев — ритуально-убийственный навет. Польская служанка, нанятая Давидом Блондесом, еврейским парикмахером из Вильно, погрязшая в грубых суевериях и бывшая податливым орудием в руках фанатичных священников, выбежала однажды ночью (март 1900 г.)