Читать книгу "Полная история Белого движения - Питер Кенез"

Казаки могли бы диктовать свои условия главному командованию куда более эффективно, будь они сплочены и обладай хорошим лидером. Их единственный лидер с идеологией и моральным авторитетом атаман Каледин не был харизматичным. Чтобы не стать свидетелем разрушения войска, он покончил с собой в феврале 1918 года. Летом 1918 года атаман Краснов смог создать группу приверженцев; он знал, как обращаться к простым казакам, но хотел проводить исключительно реакционную политику, которая противоречила взглядам большинства. Его консерватизм, тщеславие и авантюризм привели к тому, что он сделался марионеткой Германии. Естественно, после победы союзнических войск он не смог удержаться на должности.

Образованный и одаренный лидер мог бы позволить казакам увидеть, что объединяло их намного большее, чем разделяло. Верно, что у Кубани, Дона и Терека у каждого были свои проблемы и враги; тем не менее казаки, незначительное меньшинство российских людей, должны были помогать друг другу, если собирались добиться своего. Лидеры Добровольческой армии противодействовали сотрудничеству; они не хотели столкнуться с единым фронтом.

Терское войско было слишком малочисленным, и у него было слишком много могущественных врагов, чтобы оно оказало значимую помощь белым. Донские казаки были ослаблены классовой борьбой: северные и более бедные районы неоднократно поднимали восстания, причиняя большой вред антибольшевистскому движению. Но кубанские политики были наиболее ожесточенными и противоречивыми. К борьбе между богатыми и бедными у них добавлялась этническая вражда.

Украинские и по большей части более бедные казаки хотели более левой политики и сотрудничества с украинскими националистами, тогда как те казаки, которые говорили по-русски, были готовы сотрудничать с Деникиным. Верно, что дивизия на Кубани позволила генеральному штабу успешно осуществить интервенцию, но постоянные междоусобицы угнетали боевой дух армий и уменьшали их военную эффективность.

Даже если бы казаки и офицеры были едины и полны решимости вести борьбу, эти две малочисленные группы не смогли бы легко навязать свою волю большим массам русского народа. Чтобы победить, белым пришлось бы проявить если не активную поддержку, то как минимум терпимость и доброе расположение к крупным слоям общества. В этом они потерпели фиаско.

В отличие от генералов, политиков и революционеров, крестьяне не оставляют мемуаров. Наша информация о том, как они воспринимали противоборствующие стороны Гражданской войны, основывается на недостоверных донесениях и домыслах. Партийные работники и агенты секретной службы, которые сообщали о настроениях в деревнях, были чужаками в то время, когда у народа были все основания скрывать свои взгляды. Архивы белых содержат немногочисленные доклады от цензоров о содержании писем солдат. Солдаты писали о своей ненависти к большевикам, но раз они знали, что их письма будут вскрываться, мы вряд ли можем принять их взгляды за чистую монету.

Иногда в качестве доказательство того, как именно русский народ воспринимал противоборствующие стороны Гражданской войны, приводится сам факт победы большевиков. Это слабый аргумент, поскольку вполне вероятно, что красные выиграли по иным причинам, чем поддержка крестьян, — таким как обеспечиваемая партией превосходная организация, более хорошо функционирующий механизм принуждения, внутренние линии коммуникаций, более талантливые лидеры, большее единство в лагере красных и так далее.

Данные о количестве дезертиров и крестьянских восстаний двойственны. У нас нет надежных данных о том, сколько людей перешло на сторону врага, но дезертирство было исключительно распространенным явлением. В условиях Гражданской войны уйти из боя было легко, а во время поражений — еще и очень заманчиво. В любом случае, даже будь у нас данные (а у нас их нет), что крестьяне с большей долей вероятности дезертировали из белых армий, чем от большевиков, такие данные не могли бы доказать ничего, кроме того что красные лучше были способны обеспечить дисциплину. Деятельность крестьян-партизан наносила огромный вред обеим сторонам. Восстания в северных районах Дона весной 1919 года привели к краху Красного фронта и сделали возможными потрясающие успехи Деникина, которые незамедлительно воспоследовали. И наоборот, осенью того же года Махно внес огромный вклад в победу большевиков.

Кажется, крестьяне быстро поняли, что обе стороны в Гражданской войне сражались за цели, которые были чужды их чаяниям. На выборах в ноябре 1917 года они в подавляющем большинстве голосовали за кандидатов социал-революционеров, доказывая, что, с одной стороны, от их прежнего монархизма мало что осталось, а с другой — что цели и методы большевиков были для них непонятны и непривлекательны. Однако победители голосования социал-революционеры ни на секунду не имели возможности реализовать свою программу. Гражданская война — это не просто соревнование за популярность. Социал-революционеры не могли выиграть, потому что не обладали ни идеологией, ни организацией, соответствующей этому моменту. Они не знали, как превратить народную поддержку в дивизии в работоспособный административный аппарат; они не могли предложить решения крупнейшей проблемы страны, которая состояла в обуздании анархии. Очевидно, что демократический социализм не был движением, которое могло принести стране порядок.

Лидеры социал-революционеров хотели служить интересам крестьян, но сами они были интеллектуалами, далекими от деревни. Будучи чужаками, они не могли мобилизовать крестьянство. С вожаками партизан дело обстояло наоборот. Они сами были крестьянами, которые не только хотели преимуществ для своих односельчан, но и могли выразить свои устремления лучше, чем воспитанные в городе интеллектуалы. Хотя большинство партизанских отрядов было малочисленными, способность партизан при необходимости растворяться среди местного населения, их превосходное знание местности и поддержка, получаемая от народа, придали им важность с военной точки зрения. Партизаны, однако, могли играть только отрицательную роль: они были способны наносить урон врагам, но могли добиться своих целей ничуть не лучше, чем социал-революционеры. Ни при каких условиях крестьяне не могли выиграть войну и получить власть. Они не могли долго поддерживать дисциплину, организовать национальное движение и никогда даже не пытались учредить действующую администрацию. Махно был, безусловно, самым одаренным и идеологически искушенным из их лидеров, но, когда он завоевывал крупнейшие города Украины, его действия административного характера ограничивались освобождением людей из тюрем.

Более того, мы не должны идеализировать крестьянское движение. Оно было мракобесным и подпитывалось ненавистью к городской жизни в частности и современной цивилизации в общем.

Так или иначе, крестьянам приходилось выбирать между белыми и красными. На первый взгляд могло бы показаться, что положение большевиков было намного выгоднее: крестьяне хотели земли, и красные могли им ее дать. Но нельзя упускать из внимания некоторых неотъемлемых слабостей их положения. База белых находилась на богатом Юге, так что им было несравнимо легче накормить свои армии и относительно малочисленные города, чем красным — материально обеспечить пролетариат Москвы и Петрограда. Реквизирование почти неизбежно жестоко, поскольку в его ходе невозможно избежать злоупотреблений. Белые солдаты, особенно казаки, часто по-зверски обращались с крестьянами. Существует достаточное число свидетельств из собственных архивов белых, что многие деревни считали обе стороны бандитами. Однако большевики чаще вступали в конфликт с жизненными интересами крестьян. У них не было выбора. Чтобы избежать голода в городах и сопутствующего политического самоубийства, они были вынуждены объявить войну крестьянам. Именно реквизиционные отряды рабочих, солдат и бедных крестьян определили отношение сельской местности к большевикам.