Читать книгу "Просроченное завтра - Ольга Горышина"

— Не хочется сейчас, — и посмотрела на него как-то даже осуждающе. — Дим, я в порядке. Просто устала, как собака…

Хотелось сказать: говорил же, не надо ехать! Но нельзя так — там мать, бабушка… Даже брат нарисовался в кой-то веке. Как тут не поедешь?! С малышом все нормально. А мама его отоспится и снова станет человеком.

— Лен, дай сюда!

Он забрал букет, в который жена вцепилась точно в какую-то драгоценность, и вернул его на заднее сиденье, а оттуда забрал бумажный пакетик.

— Донаты? — скривилась Лена. — Дюжина?

Шутит — значит, все в порядке.

— Одна шестая. Для тебя и того парня.

Дима размотал скрученный верх пакета и достал первый донат с крошкой.

— Твой любимый, — сказал он, заметив, как скривился рот жены. Не угадал? Вкусы резко поменялись? — Второй с шоколадом. Я подумал, что мальчики любят шоколад.

— Дима, я ничего не хочу. Мне плохо после самолетной еды.

Он снова закрутил пакет и бросил назад.

— Выпей тогда чай. Я старался…

Она вдруг протянула к нему руки и обняла. От неожиданности он даже не обнял ее в ответ.

— Спасибо, — прошептала она ему в шею. — Я тебя за это очень люблю.

Люблю? Он не ослышался? Она это сказала?

— За что за это? — Дима даже нервно дернулся. — За донатсы? Или за чай?

Он сам не понял, зачем обращает ее нечаянное признание в шутку. Не может же она на полном серьезе вот так с бухты-барахты признаться ему в любви?

— Не только, — ответила она как-то совсем без улыбки.

И Дима рассмеялся: просто и звонко, решив разрядить обстановку, которая непонятно почему оказалась такой накаленной. Наверное, из-за жары. Даже здесь, у залива, на крытой парковке было душно. Но скоро кончится лето, жара пойдет на спад. С большим животом Лена будет ходить в прохладные месяцы, а в феврале они будут гулять с коляской уже в окружении весенних цветов. Эти полгода пробегут быстро — даже не заметишь. И они перестанут быть просто мужем и женой, они станут родителями. Их навечно соединит друг с другом маленький мальчик.

До дома добрались почти без пробок, но все сорок минут разговор не клеился: Дима пытался задавать вопросы про Питер, Лена отвечала односложно. Поняв, что у жены нет ни сил, ни желания разговаривать, Дима замолчал, хотя сделал это через силу, вдруг почувствовав нестерпимую потребность говорить, будто три недели молчал. Ладно. Еще наговорятся — она наконец-то дома.

— Не пахнет? — спросил он жену, открыв входную дверь.

Лена посмотрела на него удивленно, но все же принюхалась.

— А чем должно пахнуть? — она даже сунула на всякий случай нос в гвоздики.

— Краской, — пояснил Дима. — Я детскую покрасил. Этот белый цвет, как в больнице. Прости, что не сказал. Боялся, будешь отговаривать. Но я поговорил с лендлордом — они не против, если только мы потом перекрасим все обратно в этот долбанный швейцарский белый. Пойдешь смотреть или потом?

— Потом, — буркнула жена.

И Дима почувствовал обиду. Не говорил, чтобы сделать сюрприз. Наверное, поспешил — надо было ей дать сначала выспаться. Но ведь боялся, что до сих пор пахнет. Он-то ничего давно не чувствует, но у нее нюх обострен. Он даже в ее отсутствие не пользовался лосьоном после бритья. Чай давно без сахара пьет, от соли отказался с ее новой диетой — что там на беременной очереди? Он на все ради нее и малыша согласен.

 — Лен, там в холодильнике пару готовых салатов, авокадо, йогурты, фрукты. Не знаю, что ты сейчас хочешь?

— Ничего не хочу. Только в душ, — ответила она, не обернувшись.

Дима не пошел следом, вернулся на кухню включить чайник. Чай-то выпьет. Хотя бы… Поставил в вазу брошенный на стол букет. Но ожидание оказалось для него невыносимо долгим. Он постучал в ванную. Она явно не услышала, и он нажал на ручку — не заперлась.

— Лена, ты волосы моешь? Какое тебе дать полотенце?

— Я сама! — почти что закричала она из душа.

— Лена, ты в порядке?

— Дима, уйди, пожалуйста.

— Я только пришел. Куда ты меня гонишь?

Ответа не последовало, хотя она и выключила душ.

— Лена, у меня с тобой пятнадцать минут! Мне бежать на работу. У меня три митинга еще. Можешь поторопиться?

Она приоткрыла дверцу и высунула руку. Ну что за фигня — здравствуйте, я ваша тетя, а не жена!

— Лена, выходи уже! Дай я тебя хоть вытру! — сказал Дима уже с раздражением, расправляя пушистое полотенце, и она с явной неохотой поставила ногу на коврик.

— А он действительно подрос.

Отвести взгляд от округлого живота оказалось выше его сил, и Дима забыл про полотенце, поэтому Лена без особых усилий забрала его.

— Прости! — очухался Дима и попытался завладеть полотенцем, но под негодующим взглядом жены даже попятился. — Лен, что-то случилось?

— Ничего. Просто устала, как черт. Сказала же тебе! А ты лезешь!

— Куда я лезу?

Потом только заметил протянутую к животу руку. Господи — ну ведь хочется прикоснуться. Даже не к ней — хотя чего скрывать, ее телу лишние килограммы только добавили аппетитности — а к нему, животу: точнее — к сыну.

— Ты сказала, уже можно почувствовать… — нашел он отмазку и улыбнулся.

— Ок спит. И я хочу спать. Рядом со мной мужик жутко храпел весь полет.

Дима кивнул.

— Сейчас я уйду, поспишь. Тебе пижаму принести или ты так?

— Пижаму.

Он принес, и она как-то слишком быстро оделась, а хотелось хоть пару лишних секунд полюбоваться долгожданным телом. Какие к черту совещания, когда жена вернулась?!

— Можно тебя обнять?

Какой идиотизм! Сказал бы кто, что он будет задавать жене подобный вопрос, послал бы на три буквы. Однако ж сейчас казалось, что иначе можно и по рукам схлопотать. Она молча встала перед ним: руки по швам, точно на школьном медосмотре. Он обнял, как можно нежнее и просто прижался щекой к ее щеке. Один поцелуй и работа полетит в тартарары.

— Дима… — Лена дернулась, ища свободу, и он чуть ослабил объятия. — Нам нельзя сейчас…

Он даже не сразу сообразил, о чем она говорит.

— Сейчас? — Дима широко улыбнулся. — Сейчас у меня по плану секс совсем не с тобой, а с товарищами из Индустана.

Лена не изменилась в лице: осталась такой же суровой.

— Дима, я серьезно про секс. У меня как-то все тянет там. Я боюсь навредить ребенку.

Он почувствовал, как его прошиб холодный пот: только не это! Он же не простит себе, что разрешил ей лететь в Питер! Тряхнул головой, отгоняя плохие непрошенные мысли, и попытался вспомнить, когда у нее врач. Не смог.