Читать книгу "Исповедь соперницы - Симона Вилар"

Мы оба молчали. Стемнело, в вышине вспыхивали первые звезды, над головой скрипели снасти, легкий ветер вздувал парус. С обоих бортов мерно взмывали и опускались ряды весел, ускоряя бег судна. В отдалении, на носу корабля, показался Стефан, бриз играл полами его темного плаща. Он глядел вперед — туда, где была Англия, куда он спешил, надеясь на великое будущее.

Все, что Стефан намеревался сделать, было противно законам Божеским и человеческим. Но я уже согласился помочь ему в узурпации власти, как согласился объединиться и с Бигодом. Тот по-прежнему стоял рядом, и хотя я старался не замечать его, даже свежий морской воздух казался затхлым в его присутствии. Я не мог избавиться от ненависти к своему новому союзнику. Но Гита и мои дети стоили того, чтобы смириться.

— Чего ты хочешь, Бигод? — наконец проговорил я, чтобы избавиться от его сверлящего взгляда.

— Я стану графом Норфолка, Эдгар.

— Аминь.

— Я всегда стремился к этому. А ты хотел одного — соединиться со своей саксонкой. Мы оба выиграли. Нужно только научиться жить бок-о-бок.

Я повернулся к нему. Лицо Гуго мертвенно белело под облегающим капюшоном.

— Что еще?

— Еще? Гм… Никогда не думал, что придется говорить такие вещи. Эта твоя Фея Туманов — молодец. Уж не знаю, что из этого выйдет, но если небеса будут милостивы к новому королю и нам не придется испить горечь поражения, при встрече с новой леди Гронвуда, я первым поклонюсь ей.

Он отошел, а я наконец-то смог перевести дыхание.

Бигод ошибался. Я многое проиграл, но добился главного. И титул графа Норфолка не имел никакого значения. Теперь никакая сила не разлучит нас с Гитой.

Эпилог

Лондон, 22 мая 1136 года

Ему накинули на плечи мантию, роскошную, тяжелого пурпурного сукна с пушистым горностаевым оплечьем. На голове ловко сидела высокая корона с зубьями-трилистниками, усеянная громадными сапфирами и окаймленная рядом молочно-белых жемчужин.

— Государь, вы просто великолепны!

Стефан это знал. Собственное отражение в зеркале — большом листе посеребренной меди — пришлось ему по душе. Царственный рост, величественная осанка, вьющиеся волосы до плеч по моде крестоносцев. Новый король не мог отвести от себя взгляда, но не хотел, чтобы это не приличествующее воину любование собой заметили другие.

Повелительным жестом он выслал всех из покоя.

В это светлое Христово Воскресение он впервые по-настоящему чувствовал себя королем. Ибо сегодня его признали все — друзья и недруги, духовенство и знать. Все они съехались в Лондон, чтобы присутствовать на торжественной мессе в Вестминстерском аббатстве, а затем вместе с королем участвовать в празднествах и увеселениях, которые он устраивал для жителей своего верного города Лондона.

Так будет сегодня, но всего несколькими месяцами раньше…

На сером промозглом рассвете Стефан с небольшим отрядом высадился в порту Дувра. В крепость их, однако, не впустили, так как ее комендантом был верный человек Роберта Глочестера.

Стефан не растерялся и поспешил в Кентербери к архиепископу Уильяму — но и там его ждала неудача. Первосвященник не пожелал признавать Стефана королем, пока его не признают знать и народ.

Народ? Эта мысль понравилась Стефану, и он двинулся в Лондон, жители которого почитали и любили его. И не ошибся. Казалось, весь город собрался в Вестминстерском соборе, когда два очевидца кончины Генриха I — Эдгар Гронвудский и Гуго Бигод, — заявили, что прежний монарх перед смертью трижды назвал имя Стефана в качестве преемника на троне. И лондонцы возликовали. Они объявили Стефана королем, благословляя последнюю волю Генриха.

Стефану на миг показалось, что он уже у цели, но его отрезвил брат, епископ Генри. Лондон — далеко не все королевство, и Стефан должен благодарить небо, что в море затяжные шторма и воинственные нормандские бароны не ведают о его самоуправстве.

Генри был прав, и Стефан отправился вместе с ним в Винчестер. В этом городе хранилась казна королевства, и ее необходимо было прибрать к рукам. Но и там вышла заминка — верховный лорд-казначей отказался отдавать ключи и заперся в замке, ссылаясь на присягу императрице Матильде. Однако и этот щепетильный вельможа вынужден был уступить, когда в большом Винчестерском соборе Гуго Бигод и Эдгар Гронвудский клятвенно подтвердили последнюю волю умирающего короля.

Стефан помнил, как они произносили клятву. Гуго говорил без запинки, с пылом и воодушевлением, Эдгар же нечленораздельно бормотал и мямлил, каждое слово приходилось тянуть из него клещами.

Это оказалось неожиданностью, ведь Стефан уже привык считать Эдгара своим сторонником. Кровь Христова! Он замял историю с убийством графини Бэртрады, сообщив всем, что та погибла в результате о трагической случайности, и после этого Эдгар позволял себе колебаться! Многие заметили, что он помедлил, прежде чем положить руку на Библию. Да, нет спору, клятвопреступление — тяжкий грех. Но было ли оно налицо? С течением времени Стефан все больше убеждал самого себя, что именно его старый Генрих хотел видеть на троне Англии.

Так или иначе, но эти двое подтвердили последнюю волю прежнего короля, и Стефан отпустил их. Гуго тут же отправился вступать в должность графа Норфолка, а Эдгар поспешил к своей распрекрасной саксонке.

У Стефана же появились иные хлопоты. Его неожиданно взял в оборот милейший братец Генри Винчестер. Святая правда — чем выше поднимаешься, тем призрачнее становятся родственные узы. И Генри, воспользовавшись неустойчивым положением брата, потребовал от него хартию, по которой церковь получила бы такие права и свободы, что фактически стала бы независимой от монаршей власти.

Это было неслыханно, но Стефана подхлестывали события. В Нормандии бароны уже дали согласие признать на престоле его старшего брата Теобальда, а Стефан еще не был помазан на царство. Скрипя зубами, он дал эту хартию.

Теперь даже архиепископ Кентерберийский принял его сторону, и 22 декабря, в Лондоне, Стефан Блуа был коронован. Церемония прошла без особой пышности, да и присутствовали на ней всего несколько баронов и два епископа. Только горожане Лондона снова ликовали и стекались к Вестминстеру, несмотря на густо летящий огромными хлопьями сырой снег. Они пели и плясали, радуясь, что приложили руку к избранию короля.

Мод Блуа прибыла в Англию уже после коронации мужа, едва оправившись после рождения младшего сына Бодуэна. Стефан был счастлив наконец-то встретиться с ней и обнять старших детей. Мод разделила радость супруга и одобрила все, что он успел предпринять.

— Дарованнная церкви хартия нам даже на руку, Стефан. Теперь мы заручились поддержкой клира, и даже оба Папы будут на твоей стороне. А Матильда останется без их поддержки. Во-первых, она дочь притеснявшего церковь Генриха; во-вторых — вдова отлученного от Церкви германского императора, и наконец, ныне она — супруга графа Анжу, известного гонителя духовенства. Ты показал себя верным сыном церкви, оттого и помазан освященным миром, как Саул и Давид.[94]Что касается Теобальда, я думаю, что ему хватит благоразумия, чтобы не мешать воцарению родного брата.