Читать книгу "Университет - Бентли Литтл"

И хотя любого члена кафедры можно сравнить с неодушевленным предметом, им все-таки оказался Кифер.

Йен перехватил взгляд Бакли. Тот кивнул.

Кифер нервно откашлялся.

– Ну что ж, все собрались. И хотя сейчас еще не одиннадцать тридцать, я думаю, мы начнем. Как все вы знаете, сокращение бюджета тяжело сказалось на всех нас в последние годы. У нас мораторий на наем новых сотрудников, некоторые преподаватели покинули наши ряды вследствие естественных причин, и в связи с постоянным снижением количества студентов нам пришлось отказаться от лекторов, работающих неполный рабочий день. Не хотелось бы быть гласом судьбы, но в этом финансовом году нас ждут новые сокращения бюджета. Сегодня, на заседании ученого совета, мы договорились о некоторых предварительных финансовых параметрах, и хотя никаких решений принято не было, похоже, что бюджет нашей кафедры в этом году будет еще меньше, чем в прошлом.

– И вы ничего не возразили, потому что у вас нет аргументов для увеличения нашего бюджета? – Бакли с отвращением покачал головой.

– Естественно, я протестовал. Протестовал отчаянно. Как завкафедрой, я обязан отстаивать интересы кафедры английского языка…

– Но… – подсказал ему Бакли.

– Но, честно говоря, у меня действительно не было аргументов тогда, когда остальные кафедры тоже сталкиваются с сокращениями, а это кафедры, количество студентов на которых растет и которым требуется увеличивать количество преподавателей и закупать новое оборудование. Ученый совет должен смотреть на всю картину в целом и принимать решения в интересах всего университетского сообщества.

– Да ладно вам, – сказал Йен. – Все это демагогия, и вы это хорошо знаете. Бюджет спортивной кафедры во много раз превосходит количество студентов на ней.

– Университетские спортивные команды…

– Это полная фикция. О них никто никогда не слышал. И не услышит. Брея? Футбол? Баскетбол? Проснитесь. Та скромная известность, которая у нас есть, – результат научной работы. Вот в ней мы сильны. И на этом должны строить нашу стратегию.

– Вот именно, – подала голос Мидж Коннорс. – Почему о научных кафедрах вечно говорят как о чем-то второсортном?

– Да потому что бывшие выпускники больше любят спорт[28].

– Боже, Кифер, – Бакли покачал головой, – прекратите прятать голову в песок и протрите глаза.

– Ну и что вы предлагаете?

Бакли ухмыльнулся Йену, и тот улыбнулся в ответ.

– А мы уже решили, что вы никогда не спросите…

III

Фэйт ненавидела занятия по американской литературе ХХ века.

Ей понадобилось больше недели, чтобы понять это. На полном серьезе. И дело здесь было не в преподавателе, докторе Роджете, который, по-видимому, был классным. И не в плане лекций, включающем все книги, которые она хотела прочитать и до которых у нее не дошли руки.

Дело было в студентах.

Никогда в жизни ей не приходилось встречаться с такой несносной группой выпендрежных говнюков. И она еще думала, что хуже Кита никого нет… Да он был воплощением деловитости по сравнению с ними!

А еще хуже было то, что большинство этих придурков являлись умницами. Действительно умницами. Даже страшно подумать, насколько они были умны. Некоторые из них детально анализировали короткие рассказы так, как она не сможет никогда, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. Да еще и умудрялись отстаивать свои идеи под давлением преподавателя.

Может быть, именно поэтому Фэйт так ненавидела эти занятия. На них она чувствовала себя дурой.

Нет, не так.

Это была одна из причин.

Но не единственная.

К счастью, остальные предметы были гораздо лучше. Фэйт купалась в мировой истории и физической антропологии. С алгеброй и основами ботаники тоже проблем не было.

Но американская литература…

Хотя все в аудитории уже занимали свои привычные места, Фэйт всякий раз выбирала новое, стараясь найти кого-нибудь, с кем можно будет поговорить. Сегодня она уселась рядом с самым отвратительным и неискренним парнем на всем потоке. Это был женоподобный молодой человек старше ее несколькими годами, который забирал свои уже начавшие редеть волосы в хвостик на затылке и говорил так, как будто все слова вкладывал ему в уста сам Бог. Перед началом занятий он, собрав вокруг себя кучу поклонников, напыщенно разбирал иностранный фильм, который посмотрел накануне. Делал он это перед такими же самовлюбленными придурками.

– Ну что ж, – сказал доктор Роджет, – давайте начинать. «Избавление»[29]. Кто из вас прочел книгу?

Все подняли руки.

– Неплохо. Неплохо. Я знаю, что некоторые из вас врут, но хорошо, что у них хватило ума хотя бы на это. По мне, так это значит, что они проявили инициативу. – Он осмотрел аудиторию. – И что вы думаете о книге?

– Лучше, чем кино, – раздался чей-то голос.

Студенты рассмеялись, а Фэйт завертела головой, чтобы понять, кто это сказал. Она ребенком видела сокращенный вариант фильма по общедоступному каналу, а несколько лет назад посмотрела его еще раз, уже по кабельному. Он ей не очень понравился. Вся эта история про мачизм мало тронула Фэйт, а сцены жестокости показались оскорбительными. Но сама книга, как ни странно, ей понравилась. И хотя в ней было все то же, что и в кино, персонажи казались настоящими, а их чувства и действия – понятными. Так что работа показалась ей вполне достойной.

Слово взял Мистер Гонор.

– Мне показалось, что автор перебрал с подробным описанием окружающей природы. Оно не имеет никакого символического или метафорического смысла и, мне кажется, делает книгу очень длинной. Ее было бы гораздо интереснее читать, если б это была повесть.

Боже…

– А мне описание понравилось. Оно просто идеально.

Голос раздался с заднего ряда. Фэйт повернулась на стуле, чтобы рассмотреть говорившего. Высокий, худощавый, со спутанными длинноватыми волосами и открытым, умным лицом, парень сидел очень прямо. Выглядел он странно знакомым, но Фэйт не могла вспомнить, где видела его раньше.

– Продолжайте, – попросил преподаватель.

– Так всегда бывает, когда идешь в поход. Начинаешь замечать все эти мелочи. Они становятся важными. Ты начинаешь узнавать отверстия от сучков на стволах деревьев, знакомишься с отдельными травинками, с пятнами лишайника на камнях… Это становится твоим миром на все время, пока ты стоишь там лагерем, и ты узнаешь этот мир. И мне кажется, Дикки идеально передал эти ощущения.