Читать книгу "Инфернальный реквием - Петер Фехервари"

Нагнувшись, Иона поднимает один из фрагментов, стараясь не порезаться об острые края. Пока он изучает осколок, тот мерцает густой синевой.

– Тут было зеркало, – бормочет Тайт, вдруг осененный догадкой. Зеркало, ведущее в другое место или даже в другое время…

Он понимает, что идея верна, с той же необъяснимой убежденностью, которая преследовала его на протяжении всей ночи. Как долго находилась здесь эта западня? Она с самого начала ждала именно Иону, или сгодился бы любой другой глупец?

Повернув фрагмент, Тайт видит, что с другой стороны стекла на него смотрит сестра. Ее глаза распахнуты от ужаса, и она что-то неслышно кричит.

– Мина!

Словно разбитый этим воплем, осколок рассыпается в руке Ионы и обдает его мелким острым крошевом. Резко выпрямившись, Тайт разворачивается к двери, но, чуть задержавшись, подхватывает с пола еще несколько фрагментов, не обращая внимания на порезы. Он не знает, для чего ему кусочки стекла, но позже будет сожалеть, что не взял больше.

Затем Иона выбегает за порог. Выскочив из святилища, он видит, что снаружи собралась целая община жителей ульевых трущоб. Все они мертвы и сохранились отнюдь не в идеальном состоянии. Их лица растеклись вязкими массами гниющей плоти, а нижняя челюсть у каждого отвисла так низко, что касается провалившейся груди. Там, откуда прежде взирали на мир их глаза, зияют дыры, наполненные тлетворным зеленым светом.

«Они и раньше тут стояли, – чувствует Тайт. – Просто я не мог их увидеть».

Иона не замедляет бег. Другой дороги нет, и единственное оружие, способное по-настоящему помочь против толпы, – инерция его собственного тела.

Учуяв его, чудовища стонут и вытягивают странно разбухшие руки, оканчивающиеся пальцами с темными когтями. Отвечая на такое приветствие разъяренным ревом, Тайт прикрывает лицо ладонью и врезается в первого из мертвецов. Существо распадается на завитки мерзкой эктоплазмы, как и следующее за ним. Эти твари бесплотны, словно туман, их тела разваливаются от слабейшего удара, однако их касания все равно пагубны: проносясь через толчею, Иона чувствует, что каждое столкновение с фантомами отнимает у него толику жизненных сил.

Спокойная, расчетливая часть разума Тайта, скрытая под пеленой неистовства, понимает, что без даров заряженной варпом пули он бы уже погиб. С другой стороны, раньше потусторонние создания тоже его не видели. Дары открыли Ионе глаза на кошмары, которые он раньше только воображал, но взамен превратили его в маяк для подобных ужасов. Паршивая сделка, однако благодаря ей Тайт, возможно, получит преимущество над подставившим его интриганом с серебряными глазами.

Мысль о мучителе вновь распаляет гнев Ионы, и, ощутив прилив сил, он прорывается через последний ряд фантомных паразитов.

Пошатнувшись, Тайт резко разворачивается. Призраки уже восстанавливаются, но, похоже, потеряли интерес к человеку. Сплетая глухие голоса в нестройный хор страдания, они шаркают к двери. Чутье подсказывает Ионе, что мертвецы ненавидят это место так же сильно, как он сам.

– Вырвите сердце святилища! – кричит Тайт вслед фантомам.

После тяжкого испытания он дрожит и ощущает ломоту во всем теле, как при лихорадке. Желание отдохнуть почти неодолимо, однако Иона вспоминает искаженное ужасом лицо сестры. Свирепо выругавшись, он бросается бежать.

– Я иду, Мина, – пообещал Тайт в тот же миг, как его искаженное вспышкой молнии зрение прояснилось.

Откинув капюшон, Иона поднял лицо к беснующемуся небу, навстречу ливню. Удары капель по коже казались притупленными, словно воспоминания об ощущениях, испытанных в далеком прошлом. Осязание Тайта вело себя так с той судьбоносной – смертоносной? – ночи в святилище. Хотя иногда Ионе мнилось, что призрачная пуля убила его тело, и душа застряла в нечувствительной оболочке, почему-то продолжавшей ходить, он знал, что его недуг вызван не состоянием плоти. Все адепты медике и биологис с рынка подпольных услуг, у которых он обследовался за прошедшие годы, подтвердили, что с организмом Тайта все в порядке. Причины его сенсорного расстройства крылись где-то глубже. Каждый эксперт, кроме одного, видел корень проблем в мозге пациента, однако Иона не сомневался, что правильно именно то, особое мнение: «Это проклятие души, Трехглазый».

В раздумья Тайта вторгся пронзительный перезвон. Гранитные горгульи, расставленные вдоль палубы, сверкали красными глазами-индикаторами, а из их пастей-ревунов доносился набат.

Кто-то молотил в дверь каюты так, словно хотел перекрыть вой настенного динамика. Совместными усилиями они все же вынудили спящую прервать странствие по краю забытья.

«Там не было Глике, – подумала Асената, проснувшись. – И вообще никого. По крайней мере никого из людей…»

Сестра помнила лишь, как взбиралась сквозь белую пустоту по черной дороге, закрученной спиралью, и ощущала уверенность, что за ней ступает нечто неизъяснимо жуткое. Этот бессмысленный кошмар преследовал Гиад уже больше года.

В дверь застучали еще настойчивее.

– Да слышу я! – рявкнула Асената, перекрыв какофонию.

Спрыгнув с койки, сестра потянулась за отсутствующим оружием. Гиад не носила его уже много лет, но священник не ошибся, увидев в ней воительницу. Некоторые старые привычки отказывались сдаваться, хотя их время давно ушло. Набат означал опасность, а опасность горячила Асенате кровь и призывала к оружию. Вот только оно вряд ли бы помогло госпитальеру: сигнал тревоги, скорее всего, извещал о какой-то морской катастрофе. Возможно, корабль шел ко дну…

Гиад взглянула на хронолог. Хотя с того момента, как она уступила необходимости поспать, минуло лишь два часа, ее мысли уже не метались, как больной в жару. Исчезла лихорадочность, терзавшая сестру с начала шторма. Хотя судно по-прежнему кренилось в хватке бури, ее око уже не смотрело на Асенату.

«Мой Исход завершен?»

Хлопнув по медному личику херувима-динамика, Гиад отключила тревогу, после чего открыла дверь. Снаружи стояла женщина в доспехах; одну руку она как раз заносила для очередного стука, в другой держала изукрашенную болт-винтовку. Края серых пластин ее брони были отделаны черной сталью, а белый герб Последней Свечи, четко выделявшийся на кирасе, символизировал чистоту воительницы. Пепельно-светлые волосы, коротко постриженные в традиционном стиле Сестер Битвы, обрамляли лицо, подобные которому встречались на пропагандистских плакатах по всему Империуму. Красивое и очень бледное, словно светящееся, с холодными голубыми глазами и пухлыми губами, оно казалось одновременно манящим и неприступным. Девушки мечтали обрести такие черты, а юноши жаждали умереть за них.

«Но у нее нет шрамов, – подметила Асената. – Их невозможно заработать в Свечном Мире».

– Ты пойдешь со мной, госпитальер, – без всякого вступления заявила гостья. – Требуются твои услуги.