Читать книгу "Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья - Виктор Григорьевич Смирнов"

И тут (в который раз!) некстати дал о себе знать новгородский архиепископ Геннадий. По традиции вплоть до выборов нового митрополита именно он становился старшим иерархом Русской православной церкви и местоблюстителем митрополичьего престола. Геннадий постарался воспользоваться этим своим временным статусом, чтобы задушить ересь. Он разослал письма иерархам с призывом не выбирать главу Русской православной церкви «доколе не искоренити ересь». В своих тревожных Посланиях он рассказывал о результатах предпринятого им розыска и прямо называл «начальником ереси» всесильного фаворита Федора Курицына: «От него вся беда стала, он отъявленный еретик и заступник еретиков перед государем».

Но и власть не дремала. Великий князь особой грамотой запретил Геннадию ехать в Москву на собор, который должен был избрать нового владыку, приказав ему заранее дать письменное согласие на того кандидата, на которого укажет государь. Это было неслыханное унижение. Старшему архиерею запрещалось участвовать в выборах митрополита, а предлагалось смиренно проголосовать за некоего имярек, которого благоугодно будет назвать великому князю. Тем самым полностью сбывались подозрения Геннадия о том, какие планы великий князь лелеял в отношении Русской православной церкви. Дав почувствовать Геннадию Гонзову свою тяжелую длань, Иван Васильевич тем самым сказал ему примерно следующее: «Ты разгадал мои планы и посмел мне противодействовать! Но и я разгадал тебя, а потому — берегись!»

Страсти накалялись, но тут произошло событие, затмившее интригу вокруг выборов митрополита. Внезапно заболел наследник престола соправитель великого князя Иван Молодой. Застудившись на охоте, стал прихрамывать, жаловался на боли в суставах ног. Судя по симптомам, это была подагра (в переводе с греческого подагра означает — нога в капкане), или «камчуга», как ее называли на Руси.

В то время, когда наследник мучался от жестоких болей, в Москву вместе с новой партией иностранных специалистов приехал из Венеции молодой врач мистро Леон Жидовин. Представленный великому князю и его семейству врач сразу обратил внимание на хромоту Ивана Молодого. «Я вылечу твоего сына, — самоуверенно заявил он великому князю, — а если не вылечу, вели казнить меня смертной казнью». Леон начал лечить наследника прикладыванием стеклянных сосудов, наполненных горячей водой, и давая ему пить какой-то травяной отвар. Но больному становилось все хуже, и 15 марта 1490 года тридцатидвухлетний Иван Иванович скончался, сделав вдовой молодую жену Елену и сиротой малолетнего сына Дмитрия.

Разгневанный великий князь повелел казнить врача. Как и в истории с немцем Антоном, московские иностранцы пытались добиться его помилования, но тщетно — государь был неумолим. Через сорок дней после смерти наследника на Болвановке состоялась казнь. Впавшего в прострацию врача под руки втащили на помост, и палач в красной рубахе под одобрительный гул толпы отрубил ему голову топором.

Наследник был популярен в народе, особенно после «стояния на Угре», когда он вопреки приказу отца отказался покинуть войско и отбил нападение ордынцев. Он проявил себя смелым воином, участвовал во многих походах и успел набраться государственного опыта. Разделяя политику отца, он отличался от него по характеру, был прямодушен и имел свои представления о чести и достоинстве. Ранняя смерть Ивана Молодого способствовала идеализации его образа в народном сознании. Народ сочинил известную сказку об Иване-царевиче и Елене Прекрасной. Есть в этой сказке и деспотичный царь-отец, который не пускал сына биться с неприятелем и коварная царица-мачеха, опоившая пасынка ядом.

Слухи о том, что Ивана Молодого отравили по наущению Софьи Палеолог, широко ходили по Москве. «Грекиня! Ее рук дело!» — шептались москвичи. Версия отравления впоследствии обросла догадками и всякого рода спекуляциями, в том числе антисемитского толка. (В каком-то смысле эта история стала прелюдией печально знаменитого «дела врачей».) Некогда иудеи предали смерти Сына Божия, и вот теперь врач-иудей погубил государева сына. Это ли не явный знак свыше? И не есть ли это Божья кара правителю, который попускает еретикам «жидовствующим»?

Современные медики говорят о врачебной ошибке. Они предполагают, что у наследника был инфекционный артрит, болезнь весьма опасная, чреватая летальным исходом, а врач непрофессиональным лечением только ускорил воспалительный процесс. Пролить свет на эту загадочную историю могла бы судебно-медицинская экспертиза останков наследника, которая может достоверно установить наличие или отсутствие яда. (Кстати говоря, недавно были опубликованы сенсационные результаты экспертизы, подтвердившей генетическое родство Софии Палеолог и ее внука Ивана Грозного. Тем самым были опровергнуты предположения о том, что отцом Грозного был не великий князь Василий Иванович, а фаворит Елены Глинской боярин Овчина-Телепнев. Вот так, пятьсот лет спустя, была восстановлена супружеская честь матери Ивана Грозного).

Но вернемся к событиям 1490 года. Смерть наследника резко обострила интригу вокруг престолонаследия. Иван III, еще недавно ревновавший сына к власти, теперь тяжело переживал утрату. Перед ним вдруг встал жгучий вопрос о том, в чьи руки передать государство, кто наследует дело всей его жизни?

Ближайшее окружение государя раскололось на две враждующие группировки, одна — желавшая видеть наследником престола Василия — старшего сына Ивана Васильевича от брака с Софьей Палеолог, а другая стоявшая за Дмитрия-внука, сына Ивана Молодого и Елены Волошанки. Во главе партий стояли две честолюбивые женщины, две иностранки — София Палеолог и Елена Волошанка. Между ними завязалась острая борьба, в которой обе соперницы стремились привлечь на свою сторону самых влиятельных союзников. И здесь преимущество сразу оказалось на стороне Елены. Ее поддерживал могущественный клан бояр Патрикеевых и Ряполовских, задававших тон в Боярской думе, а также высшая бюрократия. На сторону Елены дружно встало и еретическое сообщество во главе с братьями Курицыными. Но, главное, сам великий князь явно предпочитал жене невестку.

Шансы Василия смотрелись куда менее убедительно. В его лагере не было ни ярких фигур, ни людей, облеченных высшей властью. Он мог рассчитывать только на свою мать. Придворный итальянский поэт Луиджи Пульчи, встречавшийся с принцессой Палеолог в Риме, в частном письме обозвал ее «толстой раскрашенной куклой и ярмарочной шутихой». Поэт явно ошибался. София была, бесспорно, умной и волевой женщиной, оставившей заметный след в русской истории. Она не только родила мужу десятерых детей и поддерживала все его честолюбивые планы, но и помогла ему наладить дворцовую жизнь и вообще «обтесаться».

С детства искушенная в придворных интригах, племянница последнего византийского императора прекрасно понимала, что после смерти мужа ее саму и ее детей ожидает в лучшем случае ссылка в глухомань, в худшем — тюрьма и скорая смерть. Но София Палеолог не собиралась сдаваться без борьбы и, в свою очередь, старалась привлечь на свою сторону всех, кто мог стать ее союзником. В этих поисках она руководствовалась простой истиной: враг моего врага — мой друг. Поскольку в стане Волошанки было много еретиков и сама она пользовалась репутацией еретички, София Палеолог обратила свои взоры к Русской православной церкви. Поначалу высшее духовенство относилось к ней настороженно, ее считали униаткой, засланной в Московию папой римским. Но за годы, проведенные в России, София сумела преодолеть эту настороженность, демонстрируя истовую преданность православию и оборвав все контакты с папским двором.