Читать книгу "Русь Татарская. Иго, которого не было - Константин Пензев"

Так вот. Иван IV Васильевич Грозный отказывал в «братстве» шведскому королю Густаву I Вазе именно из-за того, что тот являлся избранным королем. По той же причине он не признавал равным себе выборного польского короля Стефана Батория («Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь Всея Руси по Божию изволению, а не по многомятежному человеческому хотению»), а английскую королеву Елизавету I (называемую им «сестрой любителной, любной»)[70] попрекал: «…у тебя мимо тебя люди владеют, а не токмо люди, но и мужики торговые… А ты прибываешь в своем девическом чину, как есть пошлая девица».

Следует добавить, что по своему разумению о сути истинного аристократизма Иван Васильевич мало чем отличался от своего отца, Великого князя Василия III Ивановича. Так, в 1532 году императору Бабуру, основателю династии и государства Великих Моголов, потомку Тимура, было отказано в заключении договора о «дружбе и братстве». Отказ был сформулирован следующим образом: «В братстве к нему не приказал, потому что он (Василий III. – К.П.) не ведает ево государства – неведомо: он (Бабур. – К.П.) – государь или государству тому урядник (т. е. правитель с ограниченной властью. – К.П.)»[71].

«В конечном итоге, – отмечает Р. Пайпс в книге «Россия при старом режиме», – предъявляемым Москвой высоким требованиям отвечали лишь два властителя: турецкий султан и ее собственный великий князь, – те самые два правителя, которых Бодин выделил как «сеньориальных монархов Европы».

Однако каков же будет вывод из вышесказанного? Несомненно, российская власть, согласно своей изначальной природе, принадлежит к власти первого рода, т. е. той, которая создавалась преимущественно для целей ведения войны, оборонительной или наступательной, в этом различия нет. Очевидно, что такой характер власти оказался обусловлен именно характером народа, поскольку княжеский слой Северо-восточной Руси достаточно активно участвовал в мировой торговле и, по идее, должен склоняться к властным отношениям 2-го рода. Очень любопытно, что вся российская политическая риторика на протяжении вот уже многих столетий сводится практически к следующим утверждениям: «Кругом враги, мы в опасности, держать строй, не хватает патронов (стрел, мечей, пушек, ракет, танков…)». Здесь автор далек от мысли осуждать или приветствовать подобные настроения, для него было бы более важно понять их.

Некоторые особенности российской политики хорошо подметил Г. Киссинджер в своем фундаментальном труде «Дипломатия»: «В умах российских лидеров сливались воедино потребности в завоеваниях и требования безопасности. Со времен Венского конгресса Российская империя вводила свои войска на иностранную территорию гораздо чаще, чем любая из крупных держав. Аналитики часто объясняют русский экспансионизм как производное от ощущения отсутствия безопасности. Однако русские писатели гораздо чаще оправдывали стремление России расширить свои пределы ее мессианским призванием. Двигаясь вперед, Россия редко проявляла чувство меры; наталкиваясь на противодействие, она обычно погружалась в состояние мрачного негодования».

Тем не менее, нельзя утверждать, что под российскими сомнениями в собственной безопасности нет и никогда не было веских оснований.

Итак. Недостатки российского самодержавия, в общем-то, хорошо известны. Российские либералы постарались раскрыть их во всей полноте. Является ли данная полнота карикатурой и гротеском, мы не станем сейчас выяснять. Однако если мы не собираемся рисовать очередную карикатуру, то, возможно, следует говорить не о достоинствах и недостатках, а о свойствах.

Свойства самодержавия особенно хороши именно в военном отношении. Общество, в котором ресурсы находятся в ведении государства, а политическая власть принадлежит полновластному государю, в случае военной опасности или же военного предприятия может достаточно быстро, с наименьшей оглаской и с наибольшей полнотой собрать необходимые средства на главном направлении предполагаемой агрессии или предполагаемого собственного удара. Прибавим к этому свойства русского народа, который способен с чрезвычайной стойкостью переносить бедствия, соответственно, прибавим сюда свойства русского солдата, способного при стесненных обстоятельствах с невероятным терпением переносить суровость любого климата и тяготы и лишения военной жизни, и в результате мы получим гарнизон крепости, о котором Х.Дж. Маккиндер в середине ХХ века утверждал следующее:

«Материковая сердцевина мира (the Heartland) – это крупнейшая естественная крепость (выделено мной. – К.П.) на Земле. Впервые в истории в этой крепости расположен гарнизон, достаточный для ее удержания и в численном, и в качественном отношении».

Х.Дж. Маккиндер абсолютно прав. Внешняя безопасность Великороссии всегда обеспечивалась тем, что она представляла из себя естественную крепость. Это было обусловлено, во-первых, лесными массивами, во-вторых, суровым климатом, в-третьих, обширными пространствами. Между тем, хотя вышеперечисленные факторы и являются условиями благоприятными для обороны, но ими необходимо уметь пользоваться, поскольку и мороз, и лес, и пространства оказывают на обороняющихся такое же действие, как и на завоевателей.

Следовательно, решающим все-таки является человеческий фактор.

Ошибался же Х.Дж. Маккиндер, пожалуй, только в одном. Гарнизон, достаточный для удержания хартленда под контролем, появился здесь вовсе не впервые.

Автор полагает, и многие читатели могут с ним согласиться, что этническая история великорусского народа вряд ли представляет собой некий сплошной континуитет от древнейших времен и до нынешнего периода. И дело вовсе не в том, что некие завоеватели, вроде тех же пресловутых «татаро-монголов», приходили и рвали цепь традиций. Нет, дело не в этом. Л.Н. Гумилев, в принципе, утверждал весьма резонно, что всякий этнос, равно как и всякий человек, рождается, живет и умирает, но в отличие от отдельного индивидуума этнос зачастую не прекращает свое физическое бытие, а перерождается в новое состояние, воскрешается. Именно такая цепь рождений и смертей характерна для великорусского народа, недаром Россию часто сравнивают с Фениксом. Увы, этническая трансформация (т. е. смерть-рождение) порой сопровождается некоторой исторической амнезией, поскольку новорожденный этнос иногда отвергает некоторые ценности этноса-предка.

Впрочем, об этом позже.

Сейчас мы продолжим разговор о национальном характере великороссов, при этом существует необходимость выйти за временные рамки «татаро-монгольского» периода.

По мнению автора, большинство опусов на тему национального характера того или иного народа грешат более эмоциональной, нежели научной, оценкой. Возьмем, к примеру, книгу В. Шубарта «Европа и душа Востока», в которой он дает характеристику не только великороссам, но и немцам, англичанам, французам и испанцам. Несомненно, обвинить этого автора в предвзятости, равно как и в недостатке наблюдательности и интеллекта, нельзя. Процитируем некоторые выдержки из данного труда, посвященные тому или иному европейскому народу. Вам же, читатель, предстоит догадаться, к какой именно нации относятся приведенные ниже формулировки. Попробуйте заменить многоточия соответствующими этнонимами.