Читать книгу "Мифы и легенды народов мира. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский"

Поток слез прервал речь Дидоны, склонившей голову на колени сестры.

– Дорогая моя! – начала Анна. – Я давно с грустью наблюдаю за тобой. Мы оказались на чужбине в окружении необузданных варваров. А из-за моря тебе угрожает войною наш брат. И вот теперь впервые к нам повернулось счастье. Какой великий город ты создашь с таким мужем, как Эней! Мы сольем силы троянцев и финикийцев. И кто нам тогда сможет угрожать! Пока еще море опасно для плаванья, есть время для того, чтобы привязать чужеземцев к Ливии. Эта земля, как никакая другая, богата зверями. Судя по твоему описанию, Эней страстный охотник. Я устрою для вас охоту, какой еще не видывала Ливия.

– Но ведь это опасно! – воскликнула Дидона.

– Нет! Нет! – успокоила Анна. – Вы не будете охотиться на львов. Если хочешь, за несколько дней я изгоню с окружающих гор всех хищников. Пошлю к Ярбе за опытными ловчими. Пока же пойдем в храм и принесем жертву богам, и прежде всего Юноне, освящающей браки.

Дидона удивленно смотрела на сестру. «Как она быстро распорядилась моей судьбою. Она не дала мне сказать главного». И все же Дидона встала и покорно двинулась вслед за Анной.

Охота

Пещеры свод навстречу встал из чащи,

Тенистый вход в темнеющую тень.

А крови стук – тревожнее и слаще,

Трепещет грудь, как загнанный олень…

Войди сюда, не хмурь угрюмо бровь:

В любви лишь власть познанья мы обрящем.

Уйми свой бег, что тянет вновь и вновь

Идти вперед к иным, все новым чащам.

Михаил Кузмин

Колесница Авроры уже показалась из волн, но ее розовые персты едва лишь коснулись высоких кровель Бирсы.

Распахнулись дворцовые ворота, и из них со звонким лаем вырвалась стая узкомордых гетулийских псов. За ними проскакал отряд массилов[70]. Блестели в их загорелых руках копья с широкими лезвиями. Ловчие несли сети и тенета. Царица задерживалась во дворце. И ее конь, которого привела Анна, нетерпеливо бил копытами и грыз увлажненные пеной удила. А вот и она, Дидона, в сидонском плаще, отороченном пестрым узором, в пурпурном одеянии, края которого сколоты золотой застежкой, с золотым луком за плечами. Конь заплясал под нею и понес.

Троянцы выступали одним отрядом. Впереди, затмевая спутников красотой, шествовал Эней. Так вступает на землю каменистого Делоса Аполлон, возвращающийся на родину из холодной Ликии[71] во главе толп дриопов, критян, агафирсов с разрисованными телами. Увенчаны мягкой листвой волнистые кудри и стянуты золотой повязкой, стрелы звенят в колчане. Такая же сила и ловкость в движениях.

Загонщики уже достигли холмов, окаймляющих город. Из чернолесья вниз по хребту посыпались козы. Стадо оленей, закинув рога, помчалось в низину. Кто это за ними несется? Мальчик Асканий. Но нет, не за ними – он ищет иную добычу: льва или вепря, не ведая о том, что по повелению царицы хищники удалены или перебиты.

Внезапно небо омрачилось тучами, вспыхнула молния, зарокотал гром. Хлынул ливень. С гор по лощине понеслись потоки. Дидона спешилась. К ней подбежал Эней. Перед ними полузаросшее зеленью отверстие. Пещера! Вот где можно переждать непогоду. Дидона на мгновение остановилась, словно бы вспомнив о Молве, наблюдающей за каждым шагом смертных, о своей женской чести, но затем, сжав ладонями голову, рванулась вперед и скрылась из глаз. Вслед за ней в пещеру вбежал Эней.

Снаружи завывал ветер. Потом он стих, но долго еще слышался шум дробящихся о камень капель. Его сменили свист стрел, крики ловчих. Охота продолжалась. В пещере Эней уже настиг добычу. Или добыча настигла его? Юнона, повернувшая корабли с назначенного им пути, могла торжествовать. Но ведь и Венера не оставалась безучастной к тому, что происходило в пещере. Кажется, впервые за долгие годы между богинями-соперницами воцарилось согласие.

Но более всех была довольна Молва. Тысячи глаз сплетницы зажглись ликованием. Вымокшие от дождя перья распушились, и выросла она чуть ли не до небес. Гнусная ее физиономия осклабилась в улыбке. Поднялись уши, напоминающие придорожные лопухи. Опережая всех, полетела Молва во дворец. И вот уже по дворцу, по городу, по всей Ливии поползли, зашуршали порожденные ею слухи, будто царица Дидона впустила пришельца Энея к себе на ложе и они проводят дни и ночи в распутстве, будто в плену у страсти тирянка забыла о царстве своем, а троянец решил остаться в Карфагене.

Молитва Ярбы

И проникла Молва во дворец Ярбы, царя массилов. Был он сыном Аммона[72] и в пустынной стране гарамантов воздвиг своему отцу сто алтарей. На них под охраною стражи горел неугасимый огонь, и так же загорелась душа массила при вести, что Дидона сошлась с чужестранцем.

Руки к небу воздев, обратился он к громовержцу:

– О всемогущий отец! Не тебе ль совершаем мы возлиянья на ложах во время пиров? Неужели зренье ослабло твое? Иль мы напрасно твоих перунов страшимся? Чужеземкой я дважды обманут: сначала место я ей уступил, какое было не больше шкуры быка, она же, ее разрезав, охватила ремнями весь холм и на нем воздвигла свой город ничтожный. Уступил я ей под холмом землю для пашни, а она отказалась от брака со мной и власть в царстве своем вручила Энею. Этот чужак, подобно Парису, прикрывшему фригийскою митрой умащенные кудри[73], властвует над нашей землей.