Читать книгу "Тайны Чёрных Холмов - Марианна Цветкова"

Клён глухо зашелестел, и в этом звуке Вилли послышался смех.

– Ну, бросай, твоя подача, – сказал каштан.

Мощные кленовые ветки потянулись к Вилли. Ухарь застыл: корявые силуэты деревьев напоминали злых колдунов из сказки. Вне себя от ужаса, ухарь влез на трубу и сиганул вниз, в дымоход. Потом он летел и летел, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, пока, наконец, движение не прекратилось. И он понял, что прочно застрял в трубе. Труба была настолько узкой, что плотно охватывала ухаря со всех сторон, его руки были вытянуты по швам и прижаты к бокам, а ноги беспомощно болтались в воздухе, как будто его проглотило чудовище. Ухарь позвал на помощь, но крика его никто не услышал. Он долго ёрзал в полной темноте, но освободиться не мог, и, выбившись из сил, задремал.

А потом ухарь услышал разговор тараканов внизу, в камине:

– Шура, не шурши. Не мешай шпать.

– Шам не шурши! Я не шуршу, это ты шуршишь, Шавелий.

– Не шмеши, Шура. Я шам шлышал шорох и шебуршание ш твоей штороны.

– Шавелий, ты ошибаешься. Я не шуршал нишколько, это ты шуршал. Ты шам и шуршал.

– Шура, не шамкай.

– Шавелий, ты шлишком шамоуверен. Шам «шур-шур», «шур-шур», а на меня шваливаешь.

– Ушпокойся, Шура. Не шводи ш ума швоим шумом. Школько мошно? Шпи.

Так они шуршали час за часом, и Вилли удалось заснуть лишь под утро. Зато потом он проспал без просыпа несколько суток подряд – в трубе время тянулось даже медленнее, чем на уроках Матемачихи. Ухарю снилось, что когда он проснётся, его обязательно спасут.

Но что, если он ошибался?

Глава 10. Кочка Могучка

Бяка Аля убежала от злыдней в магазине бякобуков, и теперь шла прочь от Мечтайбурга в сторону Башни-На-Круче.

Солнце пригревало, при полном безветрии Чёрные Холмы окутала духота. Птицы смолкли – прилегли отдохнуть после обеда, а мухи наоборот, зажужжали пуще прежнего.

«Добро пож-жаловать!» – наперебой приветствовали мухи бяку Алю. Мухи с Холмов никогда прежде не видели бяк, и им не терпелось познакомиться с невиданным доселе пушистым существом, чтобы поделиться жизненным опытом – рассказать, на чём они сидели и что ели. Но бяке их истории были неинтересны, поэтому она отмахивалась от мух чем могла – и хвостом, и лапами, и пучками травы. Мухи не обижались, а жужжали только навязчивее.

Бяка шагала без устали то по широкой гравиевой дороге, то по узким тропам и заросшим тропинкам. Замок, расположенный высоко на склоне горы, был отличным ориентиром, и, казалось, до него рукой подать. Но солнце спускалось по небосклону ниже и ниже, а замок нисколько не приближался. Аля ускорила шаг. Она петляла и перескакивала с тропы на тропу, чтобы сократить путь, пока не сообразила, что ходит по кругу вокруг Мечтайбурга. А замок остаётся в стороне, будто чья-то рука старательно отводит её от нужного пути, толкает на ложную тропу. Тут попахивало колдовством. Солнце уже скрылось за холмами, и бяка впервые подумала о том, что придётся ночевать прямо на лугу или на обочине дороги. Когда поблизости нет ни норы, ни дупла, ни друзей, ничего другого не остаётся, как лечь, положить лапу под голову и забыться сном, полным кошмаров.

Вскоре возле дороги бяка увидела симпатичную, яркую скамейку, будто недавно окрашенную зелёной краской. Она потрогала краску пальцем – вроде, не липнет. Бяка присела на скамейку и пригорюнилась, что случалось с ней крайне редко. Ужасно хотелось есть: утром Аля плотно позавтракала – в Школе Лесной Магии кормили отлично, каждый ученик получал еду по своему вкусу – кто картошку с морковкой, кто варёных червяков, а кто жареную паутину.

Но потом, в течение целого дня, у Али, что называется, маковой росинки во рту не было. Иногда ей попадались вдоль дороги кусты со спелыми ягодами и мясистые, аппетитные грибы, а один раз она видела даже яблоню со спелыми яблоками, и это несмотря на то, что грибы, ягоды и фрукты поспевают только летом и осенью, а сейчас шёл май. Но бяка мужественно терпела голод – помнила уроки Лешего о том, что на Холмах нельзя есть ни листьев, ни цветов, ни ягод – всё может быть отравлено магией. Она полагала, что вот-вот дойдёт до замка, а там уж наверняка найдётся что-нибудь съедобное для маленькой бяки.

Аля отдохнула на скамейке и захотела встать, чтобы продолжить путь, но не тут-то было. Она свободно шевелила руками, ногами, хвостом и даже ушами, но вот встать никак не получалось: её как будто магнитом притягивало к скамейке.

После очередной неуклюжей попытки подняться Аля услышала чьи-то шаги по гравию. А потом послышались голоса, глухие и неуверенные, шелестящие, словно шёпот. Голоса приближались, и, наконец, из-за поворота показалась толпа низкорослых худеньких существ с рюкзаками на спинах. Они пели строевую песню, в которой Аля без труда узнала «Марш задохликов»:

Мы задохлики! Вперёд!Пусть никто не отстаёт!Ходим мы всегда отрядом,Мы смелей с друзьями рядом.Если кто обидит друга,Вмиг получит по заслугам.

Мы задохлики! Ать-два!Нам кошмары трын-трава.Раньше все нас обижали,Наши хвостики дрожали,Мы прощения просили,Громко плакали и ныли.

Нынче нам неведом страх,Гордый блеск у нас в глазах.Слабик, Щуплик и БоякаНе проигрывают драку.Пусть врага сверкают пятки,Мы не робкого десятка!

Невзрачные существа почти ничем не отличались друг от друга, их гладкая шерсть различных оттенков серого тускло поблёскивала на солнце. Существа жались друг к другу и тряслись, замыкающие с опаской озирались, не гонится ли кто за ними. Во главе тесно сгрудившейся толпы вышагивал предводитель в тёмных магических очках «антистрах». Без сомнения, это был Лем, давний приятель Али.

– Задохлики! – закричала Аля, захлёбываясь от счастья, и подалась вперёд, чтобы кинуться на шею существу в очках, но не смогла отлипнуть от скамьи, как будто её приклеили.

– Аля! – Лем снял очки и отдал их задохлику Бояке, а тот немедленно напялил их на плоский нос. Лем оглядел бяку глазами цвета тумана и заключил её в вялые объятия, но лицо его оставалось бесстрастным.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Да вот, сижу, отдыхаю, наслаждаюсь природой, – Аля замялась. – Только почему-то встать не могу. Устала, наверное.