Читать книгу "Оружие для Слепого - Андрей Воронин"

– Такую задницу и почесать не трех. А вот тебе никто не чешет.

– Еще не хватало!

– А для кого это ты себя блюдешь?..

Если бы сейчас у них зазвонил телефон, то первый, добравшись до трубки, наверняка сказал бы, что другого нет дома и никогда больше не будет, мол, впредь его здесь не ищите. Зная это, друзья и знакомые давным-давно перестали набирать номер Баратынских.

Муж покинул свою территорию: чай в литровой кружке кончился, и ее следовало занести на кухню, вымыть и спрятать в свой шкафчик. Можно было, конечно, это и не делать, оставить ее на телевизоре. Но муж завелся, ему хотелось активных действий, ему надоели словесные перепалки, ведь жене от них хоть бы хны, только себя накручиваешь. Держа перед собой чашку, он вышел в коридор, подошел к комнате жены, пока еще стоя за порогом, и громко произнес:

– Дура ты, дура!

И тут же, словно черт из шкатулки, выскочила жена.

– Ты бы уж молчал, умный нашелся! Вспомни, кто тебе докторскую написал, ты же без меня двух слов связать не можешь! – и жена, не удержавшись, смачно плюнула в мужа.

А он судорожным движением, забыв о том, что его кружка пуста, попытался плеснуть чай своей супруге в лицо. Вместо воды вылетел выжатый теплый лимон, ударил ей в грудь и упал на ноги.

– Ах ты, сволочь! Мерзавец!

– Дура! – рявкнул разъяренный муж.

Тыльной стороной ладони он вытер плевок на майке, затем вытер руку о портьеру, прикрывавшую дверь жены, развернулся, направляясь на кухню. И в этот момент, в это мгновение том «Анны Карениной», сделав в воздухе несколько оборотов, ребром ударил в лысый затылок, да так сильно, что Павел Павлович чуть не упал..

Он-то ожидал, что вдогонку полетит тапок или, в лучшем случае, полотенце, а никак не прижизненное издание графа Льва Николаевича Толстого. Он резко развернулся, на всякий случай прикрывая руками голову, и уже было замахнулся, чтобы запустить в жену чашкой, но та оказалась проворнее. Филенчатая дверь захлопнулась, щелкнул ключ в замке, и керамическая чашка, с такой удобной ручкой, такая объемистая, долго сохраняющая чай горячим, разлетелась вдребезги.

Удобная ручка осталась до обидного целой, она как белая колбаска лежала прямо у босой ноги хозяина.

– Сука! Сука! – крикнул Баратынский, понимая, что бросаться на дверь бессмысленно: та сработана не в наши безобразные времена, а сорок лет назад, на совесть, из хорошего дерева, петли крепки, замок надежен.

Он все еще стоял и пыхтел, изрыгая проклятия на голову жены. А та громко хохотала за дверью, понимая, что теперь недосягаема для волосатых, короткопалых рук постылого спутника жизни.

И тут зазвонил телефон, с которого, в общем-то, и началась ссора. Дело в том, что жена как-то, позвонив по межгороду и наговорив на изрядную сумму со своей институтской подружкой, наотрез отказалась оплачивать счет. Собственно, весь разговор сводился к тому, какой Павел Павлович мерзавец, сволочь, подонок, мразь, грязный кобель, скупердяй и к тому же импотент. Часть из этих обвинений была правдой, но, ясное дело, оплачивать подобный разговор из своего кармана он отказался наотрез. Жена же не оплачивала счет из одной ей ведомого «принципа».

Муж подошел к телефону, снял тяжелую трубку и услышал голос той самой подруги из Питера.

– Супруга ваша дома? – после короткого молчания осведомилась она.

– Пошла ты… – и Баратынский дал несколько направлений, одно похлеще другого. А затем заорал так, чтобы жена услышала сквозь дверь:

– Да сдохла она, уже похоронили, и я успел помочиться на ее могилу!

Чтоб и ты сдохла! – и Павел Павлович с чувством глубокого удовлетворения и выполненного долга нежно положил трубку на рычаги телефона.

А сам устало опустился на банкетку рядом с телефонной тумбочкой, ожидая эффекта, который произведут его слова на спрятавшуюся за дверью жену. Та на время затихла, оцепенев. Минуты через три ключ медленно провернулся в замке, дверь распахнулась.

Софья Сигизмундовна стояла, держа в руке бронзовый канделябр.

– Я знала, что ты мразь, но не думала, что до такой степени.

– Это я мразь?

– Да, ты. Сейчас же позвони ей и извинись.

– А кто оплатит звонок? Или ты, может, рассчитываешь, что я стану платить за твои разговоры? Оплати-ка сперва счет, а потом звони подруге и узнай, как она со своим климаксом живет! Тебе ее опыт пригодится.

– Ты геморроидальный старик, выживший из ума!

– Это я-то?

– Ты! Ты!

– Я геморроидальный?

Вот это уж было наглой ложью, но опровергнуть ее муж не решался, пока в руках жены был канделябр.

Он понимал: одно слово, и сие грозное оружие может со свистом преодолеть пространство между ним и женой. А удар тяжелым канделябром – это даже не книгой, это серьезно, а то и смертельно.

– Послушай, – вдруг сбавил тон Баратынский, – давай успокоимся. Покричали, пошумели и хватит. Давай эту квартиру разменяем.

– Я менять не стану, меня она устраивает. Это квартира моих родителей, забыл?

– Ты опять за свое. Я тебе предлагал уже десять вариантов, я тебе еще доплачу.

– Лучше себе доплати и убирайся отсюда к какой-нибудь из своих лаборанток. Что, теперь ты им, старый хрыч, не нужен?

– Нужен, – приосанился Павел Павлович, – я еще как бабам нужен.

– Ты-то нужен? Да у тебя вся жизнь уже свелась к кефиру и к сортиру.

– Кефир – вещь полезная, – резонно заметил муж.

Жена, держа подсвечник, как кинжал или милицейскую дубинку, двинулась к телефону. Баратынский, прижавшись к стене, отступил от телефона. Жена подошла к аппарату, сняла трубку и принялась набирать код Питера. Муж присел на корточки, словно поправляя тапок, и резко вырвал шнур из колодки. Софья Сигизмундовна побледнела, се щека задергалась, как студень на тарелке, на лбу выступила жила, набрякшая кровью, приоткрывшиеся губы обнажили острые редкие зубы.

Казалось, сейчас она, как кошка, бросится на мужчину, вцепится зубами в его тройной подбородок и начнет рвать мясо, подбираясь к артериям. А затем, когда хлынет кровь, усядется на поверженном сопернике с окровавленным ртом и примется безумно и радостно хохотать.

Муж счел за лучшее ретироваться. Колодка от телефона с обрывком провода осталась в его сжатом кулаке.

Жена поняла, что проиграла: муж таки лишил ее средств связи. Как подсоединяются провода, она понятия не имела, а ведь связь во время ведения военных действий – самое первое дело. Это нервы войны, по которым передаются все приказы и распоряжения, по которым можно в случае чего вызвать подкрепление или санитарную службу, чтобы унести с поля боя раненых или оказать первую помощь. Бесполезную теперь телефонную трубку женщина положила рядом с аппаратом и от души саданула ногой в дверь мужа.