Читать книгу "Альфред Йодль. Солдат без страха и упрека. Боевой путь начальника ОКВ Германии. 1933-1945 - Гюнтер Юст"

Йодль и его главный защитник доктор Экснер могут это опровергнуть. Но высказывания представителя Сопротивления в те дни имеют очень большое значение. В особенности тогда, когда речь идет о главном свидетеле обвинения, о котором можно сказать, что он имеет «сильное влияние» на результат процесса. Его «отсечную позицию» в «здании обвинения» едва ли можно поколебать. И лишь спустя годы после несправедливого Нюрнбергского процесса становится известным, что некоторые из высказываний Гизевиуса плохо согласуются с историческими событиями.

Отношение Йодля к Гитлеру

Обвинение снова и снова делает попытки загнать генерал-полковника Йодля в «политический» угол и обвинить его в преступлениях, которые он не планировал и не совершал и о которых даже не имел ни малейшего понятия.

В этом коротком труде, посвященном памяти генерал-полковника Йодля, невозможно описать ход всего процесса. Но о некоторых сценах из заседания суда читатель должен узнать.

Профессор доктор Экснер: «В какой мере фюрер посвящал вас в свои политические планы?»

Йодль: «Настолько, насколько это требовалось для нашей военной работы. Естественно, начальнику штаба оперативного руководства политические цели необходимее, чем командиру батальона, так как политика является частью стратегии».

Профессор доктор Экснер: «Проходили ли между вами и Гитлером обсуждения политических вопросов?»

Йодль: «В общем, среди нас, солдат, обсуждений политических вопросов не было. Один пример представляется особенно показательным. Когда в сентябре 1943 года я сообщил фюреру, что фашизм в Италии побежден, что улицы Рима завалены партийными значками, он сказал мне: «Такую ерунду может сообщить только офицер. Еще один пример того, что генералы ничего не понимают в политике». То, что после такого замечания желание обсуждать политические проблемы практически исчезает, вполне понятно».

Профессор доктор Экснер: «То есть политические и военные вопросы резко разграничивались?»

Йодль: «Они были разделены».

Профессор доктор Экснер: «Было ли для вас возможным обсуждение военных проблем?»

Йодль: «Рассмотрение военных вопросов зависело от состояния фюрера на данный момент. Когда он мучился сомнениями, то мог неделями и месяцами обсуждать военные проблемы. Но если ему все было ясно или когда он спонтанно принимал решения, тут же любое обсуждение подходило к концу».

Профессор доктор Экснер: «Было ли вообще возможно изолировать Гитлера от военных дел?»

Йодль: «Могу лишь сказать, что, к сожалению, нет».

Профессор доктор Экснер: «Я не понимаю».

Йодль: «Я должен ответить, что, к сожалению, нет. Было множество путей, при помощи которых Гитлер получал информацию о военных делах. Любой человек мог доложить ему. Фотограф, отправленный фюрером на фронт, чтобы сделать снимки, также посчитал целесообразным при этой возможности сообщить Гитлеру о военных делах. Когда я выразил фюреру свой протест насчет этого, то получил ответ: «Мне абсолютно все равно, от кого узнавать правду, главное, что я ее узнаю…»

Показания относительно попытки путча

Профессор доктор Экснер: «Свидетель Гизевиус много рассказывал о путче и цели путча? Лично вы знали что-либо об этих планах?»

Йодль: «Я ни разу не слышал ни слова, ни намека на предстоящий путч».

Профессор доктор Экснер: «А считали ли вы до или во время войны, что путч возможен и перспективен?»

Йодль: «Свидетель говорил о путче как об элементарной вещи, как, например, о мытье рук. Это лишь доказывает, что он никогда серьезно об этом не думал… Чтобы разрушить систему, требовалась революция гораздо более сильная и могущественная, чем националсоциалистическая… Как можно было руководить войной и одновременно управлять революцией, а при этом еще получить что-то положительное для немецкого народа, я не знаю. Это могут знать лишь гении, живущие в Швейцарии…

Если люди, которые активно работали, чтобы привести Гитлера к власти, участвовали в составлении законов, присягой верности привязали нас, солдат, к Адольфу Гитлеру, если эти люди вдруг потребовали от вермахта революцию и мятеж лишь потому, что им разонравился человек, или потому, что наступила полоса неудач, то я могу назвать это только безнравственным».

* * *

Профессор доктор Экснер: «Получали ли вы от Гитлера какие-либо особые знаки отличия?»

Йодль: «Я неожиданно получил к окончанию кризиса в Виннице 30 января 1943 года от фюрера золотой знак почета партии. Это был единственный знак отличия, полученный мною от фюрера».

Профессор доктор Экснер: «В течение этих пяти с половиной военных лет?»

Йодль: «Да».

Профессор доктор Экснер: «Получали ли вы от Гитлера или партии подарки или еще что-нибудь?»

Йодль: «Ни пфеннига, ни брючной пуговицы. Чтобы ни о чем не умолчать, должен упомянуть, что мы получали от фюрера в ставке на каждое Рождество пакет кофе».

Профессор доктор Экснер: «Появилось ли у вас какое-нибудь имущество с оккупированных вами территорий, получали ли вы что-либо как подарок или сувенир?»

Йодль: «Ничего. Если в обвинительном заключении есть фраза: «Обвиняемые обогащались на оккупированных территориях», то я, со своей стороны, могу лишь сказать – я повторяю это довольно часто, – что все это клевета на порядочного немецкого офицера».

«Документ» для гаулейтеровского доклада

Обвинители приводят один документ как доказательство того, что Йодль был «несомненным последователем фюрера». Что это за «документ» такой, выясняется 3 июня 1946 года на допросе Йодля.

Профессор доктор Экснер: «И каково содержание доклада?»

Йодль: «Он состоял, как я уже говорил, из обзора стратегического положения. Здесь перед судом было, естественно, зачитано лишь введение. Это введение дало нам только взгляд на то, что находится позади нас, но это взгляд не на политическое положение, а на стратегическое. Я описывал необходимые оперативные действия для так называемой наступательной войны. Я никоим образом не разделял мнения партии, но может быть, как, разумеется, любой офицер Генерального штаба, разделял мнение Верховного главнокомандующего. В то время уже не стоял вопрос: национал-социализм или демократия, тогда речь шла о существовании или несуществовании немецкого народа. И в Германии, как и в соседних странах, были патриоты. И я считаю и буду считать себя патриотом, пока могу дышать.

В остальном – не важно, о ком говорят, важно, что и о чем говорят. Я могу лишь сообщить, что читал это сообщение также и перед главнокомандующими военных округов[21] и офицерами армии резерва».