Читать книгу "Бернадот. От французского маршала до шведского короля - Борис Григорьев"

Как ни странно, все эти "дипломатические" выходки достигали своей цели, и МИД Австрии и австрийские власти изо всех сил старались не портить настроение французскому послу и предупреждали все его желания. Они никоим образом не хотели пока обострять отношения с Францией, хотя сами потихоньку готовились к войне.

Послом заинтересовалась наконец императрица. Она послала к Бернадоту неаполитанского посланника Батиста с вопросом, когда тот намеревался явиться к ней на аудиенцию. Генерал выразил своё принципиальное согласие, и тогда Батист порекомендовал ему выбрать для визита воскресное утро, когда в приёмных покоях императрицы бывает большой приём.

Императрица сгорала от любопытства увидеть прославленного генерала и не побоялась вызвать недовольство русского посла графа Андрея Разумовского, не желавшего присутствия Бернадота на её воскресном куртаге. Она была сама любезность и предупредительность, и когда французский посол появился на приёме, она не поленилась выйти ему навстречу и приветствовать его у самых дверей. Бернадот произнёс маленькую вступительную речь, в которой выразил стремление Франции к миру и удовлетворение выздоровлением императрицы. Та в свою очередь рассыпалась в комплиментах и сказала, что никогда не сомневалась в мирных намерениях Республики. Понятное дело, Бернадот как настоящий кавалер благоразумно воздержался от обычной своей жёсткой и наступательной манеры разговора и проявил снисходительность к женщине. Потом разговор перешёл на общие темы: театры, музыка, венская жизнь и прочие невинные вещи.

В тот же день Бернадот был представлен эрцгерцогам и эрцгерцогине Амалии, а сам Франц II посвятил французскому послу целых 15 минут, чем вызвал неодобрение своих фаворитов и придворных дам, вынужденных, чтобы не упасть в обморок, прибегнуть к нюхательным солям. Но император, его супруга и дети, не обращая на это никакого внимания, говорили только с послом Франции. У выхода из дворца Бернадота ждала благожелательно настроенная толпа, и когда он проходил к экипажу, толпа почтительно расступилась перед ним. Казалось, сбывались предсказания шведского дипломата, и Бернадот на самом деле завоёвывал симпатии венцев.

11 апреля, на следующий день после приёма у императрицы, Тугут вызвал к себе Бернадота и объявил, что гражданин Коломбо вот-вот будет выпущен из тюрьмы и что император скоро отдаст распоряжение по поводу ношения бурбонских орденов. Но, добавил министр иностранных дел, Франц II должен соблюдать при этом особую осторожность, чтобы не раздражать русских, которые взяли на себя обязанность быть покровителями Людовика XVI и его сторонников."Что означает безумное неистовство этого северного тирана? — ответил Бернадот, имея в виду императора Павла I. — Французская Республика не боится и презирает эти угрозы. Скоро этот тигр в человеческом обличье подвергнется нападению в самом центре своих владений. Все классы общества устали от его ига, а его глупые планы хорошо известны французскому народу… но он скоро будет остановлен. Польша предоставляет большое поле для приобретения славы… Французская республика ещё не заявила о себе, но сохраняет за собой право и возможность высказаться, когда наступит подходящий момент".

И изложил Тугуту свой план изъятия у России ее части Польши и передачи её под управление эрцгерцога Карла. Упоминание о Польше было, конечно, со стороны Бернадота большим дипломатическим проколом: ведь Австрия участвовала в разделе Польши и получила в нём свою долю. Поэтому никакие заверения посла о мире не рассеивали подозрений, которые австрийские политики питали по отношению к Республике. Практические дела Директории свидетельствовали скорее об обратном.

Гостиница, в которой расположилось посольство Франции, скоро стала центром притяжения для всех австрийцев и немцев, которые разделяли идеи французской революции. После знакомства в доме Крейцера у Бернадота часто бывали Л. Бетховен, берлинский музыкант Хуммель и др.

Бернадот к этому времени уже устал от той роли, которую ему навязали Талейран и Директория. В Париже это заметили и не преминули одёрнуть его за то, что он в кругу венской аристократии стал терять свой "республиканизм". Талейран, в частности, ссылался на статьи в прусских газетах, в которых утверждалось, что сотрудники французского посольства в Вене перестали носить триколор. Талейран писал, что он, естественно, не верит пруссакам, но на вид Бернадоту поставил. Этим же письмом Талейран отозвал из посольства двух адъютантов генерала. Последнее до чрезвычайности разозлило Бернадота, и 11 и 12 апреля, т. е. уже через два месяца дипломатической работы, он в двух письмах сообщил Талейрану о своём желании вернуться в армию и тут же перевёл часть своих банковских вкладов в векселя. Но он не успел получить на своё ходатайство ответа, потому что в тот день, когда он занимался банковской операцией, события в Вене развернулись таким образом, что самым драматичным способом положили конец его пребыванию в Вене.

13 апреля Вена праздновала годовщину выступления ополчения против Итальянской армии Наполеона в Штайермарке. Примерно в 6 часов пополудни Бернадот по собственной инициативе приказал вывесить у своей резиденции большой трёхцветный флаг с надписью: "Французская республика. Посольство в Вене", который он заказал накануне у местного портного Келлера и который около 5 часов пополудни был доставлен на Валльнерштрассе. Ещё ранее Бернадот заказал для посольства в Париже табличку с гербом республики, но поскольку она не пришла, а реприманд Талейрана всё ещё звучал в ушах Бернадота, то он решил компенсировать её отсутствие флагом.

Некоторые историки и биографы Бернадота утверждают, что он специально приурочил вывешивание триколора к празднику венцев, но Хёйер категорически отвергает эту версию, главным образом из-за того, что годовщину народного ополчения Вена собиралась праздновать только через четыре дня. Шведский посол Сильверстольпе между тем отметил, что император Франц II очень хотел бы, чтобы венцы в этот день именно перед посольством Франции продемонстрировали ему свою преданность.

В дипломатическом корпусе Вены вывешивание флагов на зданиях посольств не практиковалось. Согласно тогдашним обычаям, иностранные знамёна вывешивали только в случае завоевания города. И венцы восприняли эту манифестацию как вызов. На Валльнерштрассе собралась большая толпа и стала требовать флаг убрать. Шеф венской полиции Лей, который прибыл на место между 7 и 8 часами, полагал, что народу перед посольством было не более 300 человек, в то время как пара свидетелей происшествия утверждали, что их было всего около 40 человек. Полиция посоветовала послу уступить требованиям толпы или, в крайнем случае, связаться с Министерством иностранных дел и объясниться. Бернадот наотрез отказался сделать и то и другое.

Стемнело. Толпа не только не рассеивалась, но с каждым часом увеличивалась в размерах. Собравшиеся на балконе посольства французские дипломаты ещё более подогревали её своими колкими замечаниями и язвительными выкриками — поведение, недостойное любого дипломата. Среди них особенно провокационно вел себя секретарь Годэн и его супруга. И тогда в одно из окон посольства, что рядом с триколором, полетел камень. Раздался звон разбитого стекла. Камень бросили, по утверждению Хёйера, отнюдь не из толпы, а из дома напротив, где находилась таверна под причудливым названием "Где волк читает проповедь гусям". Кто-то из его подвыпивших посетителей — то ли "гусь", то ли "волк" — запустил камень через улицу.