Читать книгу "Рыцарь Святого Гроба - Александр Трубников"

Все, кто желал добраться до берегов Сирии и Леванта еще до праздника Вознесения Господня, по традиции собирались именно здесь, чтобы, организовав большие конвои, отправиться в рискованное путешествие по капризным и непредсказуемым водам Эгейского моря, опасным не только бесчисленными рифами, но и безжалостными пиратами. Каких только не было здесь кораблей!.. Длинные и узкие, словно стелющиеся над водой галеры – санданумы генуэзских корсар – стояли на якорях вперемежку с пузатыми пизанскими нефами. Многие из этих нефов были так велики, что пассажирам проплывающего мимо «Акилы», чтобы заглянуть к ним на палубу, приходилось задирать подбородки. Были здесь во множестве и корабли крестоносцев – венецианские юиссье, каждый из которых мог перевезти целую армию – пять сотен человек и двести лошадей, и грозные трапезундские дромоны с мощными таранами и двумя рядами весел, и полные грузов, предназначенных для сарацин, вместительные сицилийские тариды. Среди бесчисленных судов Робер разглядел и несколько коггов – стремительных северных кораблей, один из которых так легко обогнал их по пути в Мессину. А уж греческих, франкских и италийских шеландр, занимающихся рыбной ловлей да перевозящих грузы между бесчисленными островами архипелага, на рейде было не меньше, чем листьев в лесу.

Капитан Турстан с огромным трудом отыскал свободное место и бросил якорь неподалеку от большой военно-транспортной галеры. Судя по вымпелам с красными крестами, раздвоенными на концах на манер ласточкиного хвоста, этот корабль принадлежал ордену госпитальеров. Не желая терять времени понапрасну, Турстан приказал спустить шлюпку и, оставив за себя мэтра Понше, отправился в порт, чтобы пополнить запасы пресной воды и вместе с капитаном «Фалько» определиться, с каким конвоем они пойдут дальше, на Родос.

Как только прекратилась качка, из кладовой выбрались две черные крысы. Тамплиерский овес определенно пошел им на пользу – в движениях грызунов уже не ощущалась та голодная стремительность, с которой они прорывались на неф в Марселлосе. Черная шерсть лоснилась на упитанных боках, а ребра просматривались с большим трудом. Попискивая и недовольно шевеля носами, они покрутились, принюхиваясь к щелям в переборках, о чем-то посовещались, а затем, не теряя достоинства, припустили в отсек, где у рачительных рыцарей Храма хранилась лошадиная упряжь.

На палубе уже звучал до боли знакомый голос. Это пришедший в себя после вынужденного многодневного молчания Рыцарь Надежды сзывал паломников, приглашая занять места в прогулочной шеландре, чтобы «всего за четверть денье с человека насладиться красотами здешних мест, осмотреть недавно отстроенный венецианский форт и развалины храма Зевса. А кроме того, посетить деревенский базар, где купцы продадут по очень низким ценам местные товары, а лучшие танцовщики специально для дорогих гостей исполнят знаменитый греческий танец сиртаки».

– А не отправиться ли нам вместе с ними? – почесал в затылке Робер. – Надоел мне этот неф так, что хочется мачту мечом срубить…

– Похоже, подобные мысли появились не только у нас. – Жак толкнул приятеля локтем в бок и быстро увлек его в укрытие.

К Рыцарю Надежды, стоящему у веревочной лестницы, опущенной в шеландру, протягивая медную монету, подошел сицилиец. Судя по землистому цвету лица, он еще не пришел в себя, но тем не менее выказывал решительные намерения совершить развлекательную поездку. Перед тем как начать спуск по лестнице, он бросил внимательный взгляд на палубу и осторожно, словно проверяя сохранность, ощупал небольшой цилиндрический предмет, спрятанный под рубахой.

– Грамоту какую-то на берег везет, – процедил сквозь зубы Робер, – не иначе для своих, чтобы нас перехватили.

– Повезло же нам, сир, что ты с этим портшезом на берегу столкнулся, – прочувствованно произнес Жак, – иначе лежать бы мне на дне Сицилийского пролива еще три ночи назад…

Робер смущенно кивнул и отвернулся в сторону. Ему стыдно было признаться вновь приобретенному другу, что встреча на берегу была отнюдь не везением.

* * *

Дело в том, что еще на стоянке в Неаполе, а стало быть, за день до ночной стычки, произошло событие, которое настоятель часовни в Мерлане, преподобный отец Мишель из Горби, принимая у шевалье де Мерлана исповедь, определенно бы назвал судьбоносным.

Тогда Робер прогуливался по палубе, время от времени бросая косые взгляды на жирующую знать. Там, рядом с шатрами, вокруг которых метались лакеи, рассматривая живописные италийские берега, стояла та самая загадочная дама. Ее укрывал неизменный шелковый платок. «Поглядеть бы на ее лицо», – вздохнул де Мерлан. Словно вняв его просьбе, неожиданно налетевший порыв ветра дунул в усы доблестного рыцаря, пронесся вперед, налетел на незнакомку, надул, словно парус, ее платок и, уносясь обратно в море, утащил с собой тонкое шелковое полотнище.

Оказалось, что все это время от посторонних глаз пряталась молодая женщина, в точности соответствующая образу Прекрасной Дамы из песен трубадуров. Златокудрая и голубоглазая, с длинными черными ресницами, оттеняющими белизну аристократической кожи, она тихо вскрикнула от неожиданности, надула чувственные алые губки и, оглянувшись по сторонам, быстро прикрылась широким рукавом. Ее взгляд, скользнув по палубе, на какое-то мгновение задержался на Робере. Сердце доблестного шевалье де Мерлана, которого еще ни одна женщина не сумела удержать больше чем на одну ночь, сначала ушло в пятки, затем вернулось обратно в то место, которое определил для него Господь Бог, как известно, сотворивший человека по своему образу и подобию, а потом заколотилось с удвоенной силой, словно сообщая всему миру, что с этого момента оно готово быть принесенным в дар таинственной незнакомке. Дама же, судя по всему, напротив, не нашла во всклокоченном коротышке (которого, положа руку на сердце, принимал за простолюдина не только мэтр Понше) ничего достойного своего драгоценного внимания. Мало того, она не почуяла в нем ни малейшей угрозы для своего инкогнито. Презрительно фыркнув, она кликнула одного из неизменных охранников, дабы тот принес из шатра другой платок, взамен похищенного судьбоносным ветром. Но пренебрежение, высказанное столь явно и неоднозначно, уже ничего не могло изменить – доблестный рыцарь влюбился с первого взгляда.

Стоит ли говорить, что с этого момента все его помыслы были заняты поиском возможности для знакомства. И в ту злосчастную ночь Робер поднялся наверх именно потому, что любовное томление, не находящее выхода ни в битвах, ни в попойках, разогнало сон и толкнуло прогуляться на воздухе. Рассчитывая на встречу, которая позволит – нет, не объясниться и не пытаться добиться взаимности, а хотя бы представиться и узнать, кто же она такая на самом деле, Робер неожиданно оказался свидетелем нападения на Жака и, не успев даже толком понять, что происходит, отправил на тот свет сразу двух слуг предмета своих воздыханий. Само собой разумеется, что после такого, с позволения сказать, представления ему вряд ли приходилось рассчитывать на ее благосклонность.

Но рыцарь, много раз в жизни попадавший в безвыходные ситуации, не привык отступать перед трудностями. Покинув неф в Мессине, Робер, выйдя из ворот порта, притаился за углом ближайшего дома, дождался, когда портшез, окруженный поредевшей охраной, появится в поле зрения, и, стараясь соблюдать все меры предосторожности, двинулся вслед за ним. Крадясь вдоль бесконечных заборов и изо всех сил стараясь, чтобы его не заметили, он вряд ли смог бы ответить, что им руководило в первую очередь – желание выяснить обстоятельства убийства или внезапно вспыхнувшая любовь…