Читать книгу "Узкие улочки жизни - Вероника Иванова"

Наверное, я справился с душевными терзаниями только потому, что устал. Вымотался морально и физически. Иссяк настолько, что в одно прекрасное утро понял: больше не могу переживать. Не получается. Перегорел. После всего случившегося знакомые стали замечать, что я стал суше и холоднее в общении, но поскольку личностные изменения удачно совпадали со значением моей фамилии, дальше рассеянного удивления и шуток дело не зашло. Правда, примерно полгода спустя выяснилось, что проблемы вернулись или, что будет точнее, и в первый раз не думали меня покидать. Именно тогда, на грани отчаяния и надежды я познакомился с Максом, доктором Максом Лювигом, который... Научил меня многим интересным штукам, сам того не желая.

Втоптать себя в грязь не так уж сложно: отставьте чувства в сторону, поднимитесь на ступеньку вверх и пошире откройте глаза. Всего и делов-то.

«Открыть глаза... Нужно открыть глаза... Нужно?...»

Конечно, девочка. А то я уже заждался.

Она шевельнулась. Перевернулась на бок, оказавшись ко мне лицом. Глубоко вздохнула и распахнула веки.

Светло-голубой взгляд из зарослей бахромы пледа, натянутого на голову — картина, достойная кисти сюрреалиста.

— Почему ты здесь?

— Потому что сейчас не могу быть нигде больше.

А ещё потому, что наша суровая хозяйка строго-настрого велела мне скрасить твоё одиночество.

— Ты всё время выполняешь только приказы? И никогда-никогда не хотел сделать что-то сам? Что-то своё собственное?

— Исполнять чужую волю всегда безопаснее: не несёшь ответственности за свои действия. И не чувствуешь угрызений совести... Думаю, ты понимаешь, о чём я говорю.

Жмурится. Сжимает веки упрямо, сильно и совершенно бессмысленно. Потому что в следующее мгновение снова открывает глаза, виноватые и расстроенные.

— Я не могла иначе.

— Знаю.

— Почему ты не остановил меня?

— А разве нужно было?

— Но тогда бы...

Всё верно. Если бы я схватил тебя за руку, вернул на место, получил бы пощёчину и истерику на весь ресторан, зато фроляйн Нейман не лежала бы сегодня на мостовой под деловым центром. Скорее всего не лежала бы. Конечно, остаётся возможность умышленного убийства, инсценированного под суицид, но... В таком раскладе я сомневаюсь ещё больше, чем в выводах относительно прожорливого парня.

— Женщина осталась бы жива? Да. Возможно.

— Так почему же...

Ты, и правда, не понимаешь? Или притворяешься? А-а-а, ты просто не хочешь! Все кусочки головоломки у тебя есть, правила, по которым нужно сложить картинку, тоже известны, но ты знаешь, что как только последний цветной кусочек картона займёт своё место, отступать будет некуда. И всё же, зачем пятиться назад, когда можно шагнуть вперёд?

— Потому что каждый из нас вправе сам выбирать свою дорогу.

— Но это... жестоко.

— Это жизнь.

Мы не можем знать, чем отзовутся наши слова в чужих душах. Не можем, пойми. Собрать информацию, прописать методики и алгоритмы, построить модель, замкнуть цепь... И попасть впросак, потому что не учёл насморка или вспышки гнева по поводу плаща, испачканного брызгами из лужи. Казалось бы, мелочи, но они могут перевернуть всё с ног на голову, и человек поступит не так, как поступал во всех предыдущих похожих ситуациях, а совсем иначе. Добро бы, ровно наоборот, но в реальности вектор действия может направиться, куда угодно.

«Но ведь можно... узнать мысли... Мы же делаем это!..»

О, да! И много тебе помогали полученные из чужих голов знания? К сожалению, связь между мыслями и поступками настолько призрачна, что её нет смысла учитывать. Лишь в половине случаев, прочитав намерения человека, можно быть уверенным в его действиях в следующий момент. Но только в следующий! Дай небольшую передышку, отвлеки внимание, позволь расслабиться или заставь напрячься, снова загляни в книгу чужого сознания и... Ужаснись от увиденного. Всё будет не так, как прежде. И вовсе не так, как тебе думалось.

— Ты пробовал, да?

— Ради интереса. Несколько раз. Новизна ощущений и всё такое.

— Это помогло тебе... стать чёрствым?

Ага, а ещё — покрыться хрустящей корочкой. Что в том плохого? Я лично люблю сухарики. Особенно с пивом.

— А если серьёзно?

— Я понял, что от меня почти ничего не зависит.

— Неправда! Если бы ты не позволил мне сказать те слова...

— Рано или поздно фроляйн Нейман услышала бы их. Может быть, не в сопровождении столь сильных эмоций, но поверь, сухое изложение фактов способно причинить не меньшую боль, чем напряжение чувств.

— Но можно было смягчить...

— И солгать? Любое искажение правды — это ложь. Даже комплимент, сделанный неискренне, из простой вежливости, является преступлением, потому что вводит в заблуждение, заставляет обманываться. Да, чаще всего никаких серьёзных последствий не возникает, но и ты сама прекрасно знаешь, сколько вокруг примеров трагедий, произошедших из-за того, что маленьких девочек всё детство называют принцессами, а маленьким мальчикам запрещают плакать, потому что слёзы унижают мужчину.

Молчит.

Не хочешь спорить? Уже хорошо. Тебе сейчас важнее спрятаться за стеной чужих «умных» мыслей, чем думать самой. Пройдёт время, придёт спокойствие, вот тогда и вернёшься к отложенным задачам.

— Ей было больно. Ей всё ещё было больно.

Знаю. Ты читаешь эмоции лучше меня, но даже я почувствовал...

Стоп. Экран телевизора донёс до тебя ту же информацию, что и до меня? Уф-ф-ф...

— Позвольте поздравить вас, фроляйн Цилинска.

— Поздравить? С чем?

— С началом долгого пути. В ближайшее время тебе нужно будет посетить Коллегию.

Затравленный взгляд из бахромы:

— Зачем?

— Внести своё имя в списки и получить удостоверение.

— Но...

— Думаю, ты вполне успешно сдашь экзамен на сьюпа.

Ещё более глубокое молчание, заполнившее сознание Евы целиком.

— Не бойся. Всё получится.

— А если... Если я не хочу?

Эх, девочка, девочка... Твоё желание уже не имеет ни малейшего значения. Так решила природа, возражения и протесты не принимаются. Вот в чём не смогу тебе помочь, так это в осознании, потому что в своё время выбирал сам. Хотел и сделал, не думая о последствиях, а потом винить оказалось некого, жаловаться — тоже, и мало-помалу всё утряслось, улеглось и устаканилось. А стаканов было много, как сейчас помню.

— И ничего нельзя сделать?

— Можно.

Светло-голубые глаза заинтересованно моргнули.