Читать книгу "Зеркало судьбы - Александр Колупаев"

– Пресветлый воевода, наши силы будут растянуты, окружены ворогами…

– Изяслав, где твоя храбрость? Не ты ли один хаживал на медведя с одной рогатиной?! Разве мунголы пострашней медведя будут?!

– Твоя правда, воевода! Не страшнее, но мы никогда так не бились с ворогом!

– Не бились! Но когда мы уходили на битву то всегда говорили: «Не щадя живота своего! Мертвые сраму не имут!» А вот и имут! Кто из вас захочет, чтобы его сварили и съели мунголы? А кости бросили собакам?! Вот и скажите всем дружинникам, и вы торговый и ремесленный люд, донесите горькую правду до всех. И пусть ни у кого не дрогнет рука и не убоится сердце при виде лютого ворога! – я сжал кулак и тут же почувствовал резкую боль в правой стороне груди, да в глазах мелькнула черная полоса.

–Терпи великий воевода! Терпи… Ты нужен всем русичам, ты один знаешь, как отвести беду от нашей земли! Мы донесём тебя до новгородской земли!

– Позовите Изяслава….

– Здесь я, великий воевода! Подле тебя!

– Дознался ты, почему Игнатий ударил меня ножом?

– Дозналси, воевода Михаила. У него жёнка осталась у мунголов, и главный хан поручил тебя убить. Очень он осерчал на тебя воевода, когда ты своей хитростью побил его. У него воинства осталось самая малость, и идти далее на Новгород он не может более.

– Почему тогда Игнатий не предал нас и не рассказал всех наших хитростей? Да и сам вон как славно бился в сече при Серебряной Роще?

– Он говорит: не предатель я. Было все по правде: либо его жизнь, либо твоя, либо его жены. Он выбрал твою и свою.

– Отпусти его с миром, слышь, отпусти Изяслав. Пущай, до конца своих дней совесть его судит…. – я закашлялся, боль плетью полоснула по мозгу, и чернота навалилась мне на плечи…

Саднили и кровоточили ладони, сбитые да крови. Я, перехватывая увесистую жердь, изо всех сил упирался ею в густо просмоленную корму корабля. Хлюпала вода под лаптями, промокшие обмотки более не спасали от холода болотной жижи.

– Ничего, Тимоха, вот версты две протянем баркас, а там и до Выпь озера рукой подать!

– Чу! Слышь – барабан! Давай, Тимоха, поспешаем, нам в голову становится, канаты тянуть. Не поспеем, плетей получим!

Я, скользя по бревнам и хватаясь за борта корабля, поспешил вперёд, где толпа мужиков собранная с ближайших деревень, вперемешку со служивыми людьми, тянула по наспех сделанной гати корабль. В полверсты впереди, такие же бедолаги надрываясь, тянули ещё один. Под мерные удары барабана, с гиканьем и хриплыми выдохами, рвали спины о верёвки почти сотня, таких как я. Кто я? Откуда? Не успел даже выстроить свои мысли одну за другой, как послышались крики:

– Царь! Царь Петр скачет!

Пятеро всадников рысью скакали по просеке. Развевались чёрные плащи, подбитые красной материей, на треугольных шляпах трепетали белые пушистые перья.

Почти у самой кормы корабля резко остановились. Царь Петр, бросив поводья подбежавшему офицеру, зашагал вперёд, по брёвнам гати.

– А ну, ребятушки! Совсем немного осталось! – он оттолкнул меня, схватился за крайнюю верёвку, забросил её за спину и потянул, прикрикивая на солдат и работный люд. Я торопливо вклинился между царём и каким-то изнеможенным мужичком и задергал, потянул и без него струной натянутый канат. Корабль вздрогнул, заскрипел по брёвнам катков и споро двинулся вперёд к синевшему вдали озеру.

Я, торопливо считая каждый шаг, лихорадочно думал: «Царь! Впереди сам царь как простой мужик тянет корабль! Выходит, мы государево дело делаем! Эвон как!»

Верёвка ёрзалась о чёрный плащ царя, в такт его шагам дёргала канат и порой сбивала мои руки с него.

Что-то утробно хрустнуло позади меня. Боковым зрением я успел заметить как из под катка, на который был поставлен корабль, выскочило бревно, встало вертикально и медленно стало падать на нас.

– Паберегись! – истошно завопил кто-то.

Я, не раздумывая, рывком, отбросил царя в сторону, и тот час бревно обрушилось на меня. Полной темноты не было. Была какая-то серая мгла, слышались обрывки речи и словно колокола набатом гудели в голове.

«Эт он меня отбросить успел, эй, там, лекаря сюда!»

«Осторожней, поднимите его, вон туда несите, к березе, там сухо!»

«На плащ положите…» «Живой, кажись живой….»

Голоса стихли, и серая мгла постепенно сменилась кровавой пеленой и я, словно осенний лист, кружась в прозрачном воздухе, стал падать в черный колодец.

Очнулся снова от голосов. Говорили двое, хрипловато-грубый голос был мужской, а вот второй, похоже, детский:

– Тятя, а почему мертвяк одет как мы а покров под ним вона какой богатимый?

– Тише Заряна! Вдруг это знатный человек! Пойдем, отселяя, придут солдатушки – заберут его!

– Ой, мертвяк зашевелился! Тятя, он глаза открыл… – девчонка в сарафане и легкой душегрейке отскочила от меня. Тот час полнеба закрыло бородатое лицо:

– Ты хто ж будешь, мил человек? – бородатый осторожно дотронулся до меня.

– Я плотник их сельца Заброды – мне показалась, что я говорю слишком громко, мои слова гулким эхом вторили где-то в затылке.

– Тятя, что он шепчет? – девушка наклонилась надо мной.

– Непонятно Зарянушка, непонятно, чего хочет сказывать. Человек он, похоже, не простой, только вот зачем рядился в простые одежки? Бог с ним, если его оставили здесь знать так надобно! Идем Зарянушка, идем, своих догнать надобно.

– Смотри, тятя, а крест то у него наш – истинно православный! – девушка осторожно коснулась ворота рубашки.

– Точно! Хрест-то – восьмиугольный…. Свой это человек, негоже его оставлять одного на лютую смерть! Беги, догони наших, пущай сюда прибегут.

Провал в памяти. Не знаю, потерял ли я сознание от боли или это вызвано было действием излучения приборов, из бюро путешествий? Этот вопрос так и остался для меня открытым. Очнулся я от равномерных толчков, которые отзывались тупой болью в плече. С трудом повернув голову, набок обнаружил, что лежу на самодельных носилках – две молодые берёзки, схваченные верёвками, которые волокли два мужика. Пыхтя и беззлобно переругиваясь между собой, они останавливались только затем чтобы смахнуть пот со лба, да подтащить моё тело повыше, чтобы пятки не бороздили землю.

– Ой, тятя! Он очнулся! – радостное лицо девушки склонилось надо мной.

– Чей будешь мил человек? Свободный али беглый? – старик склонился надо мной.

– Из работных, работный люд мы… – слабым голосом ответил я.

– Вона как! Работный он человек! Знать по царёву указу взят. На верфях работу ладил?

– На верфях – голова не так болела, а вот плечо: ныло и кололо острыми иголками боли.

– Куда вы меня тащите? – старик, словно петух высматривающий зерно, склонив голову вслушивался в мой шепот.