Читать книгу "Дни поздней осени - Константин Сергиенко"

Господин Брунинк хорошо говорит на английском и по-русски немного, так что разговор велся на двух языках. Я не подкачала! Почти все понимала и даже сумела вставить несколько фраз. Дедушка не отпускал меня ни на шаг и сообщил Брунинку, что я интересуюсь историей Нидерландов.

— О! — сказал учтивый голландец.

Как видно, домашние всерьез решили сделать из меня специалиста по Голландии. Я подозреваю, что и Брунинка дедушка зазвал на дачу из-за меня. Они ужасно серьезные, эти иностранцы, и всему верят. Брунинк тотчас обещал прислать мне книги, проспекты. Спрашивал, какой период истории я предпочитаю. Средние века, ответила я твердо. Дедушка одобрительно покивал.

— Пластинки достал с помощью господина Брунинка, — сказал он со значением.

Я выразила благодарность.

За обедом они говорили о делах. Кажется, этот Брунинк собирается переводить дедушкину монографию. Вот было бы здорово! У меня честолюбие разгорелось. Уже видела себя гуляющей по Лейдену или Амстердаму с букетом бархатных черных тюльпанов, полученных от поклонника. Красота!

Целый день возилась с голландцем. Устала ужасно. Все время напрягаешь внимание, слух, стараешься предупредить каждое желание. А голландец все оглядел и обнюхал. По поводу можжевелового куста сообщил, что в Брабанте пьют чудесную можжевеловую водку. Даже дырку в заборе заметил и разглядел Черную дачу. Очень дотошный, но симпатичный. Глаза таращит по-детски, все ему нужно, обо всем спрашивает. Даже рецепт пирога с малиной у мамы выудил.

8 июля. Воскресенье

Снова беспорядочный день. К тете Тусе нагрянули приятельницы. Дождик лил, поэтому сидели дома, сбежать не было никакой возможности. Сейчас уже вечер. Домашние смотрят внизу телевизор, а я читаю «Календарь». Он начинается «Октябрем» и «Октябрем» кончается, много зачеркнутых строф, так что нужно еще разобраться. Что ж, начну переписывать потихоньку.

ОКТЯБРЬ

Окончилось все так, как начиналось,и на губах осталось только малость.

Горят жаровней красные дубы,и листьями в замшелый ком избыбросает сад из своего жилья.Октябрь стреляет в небо из ружья,и яблоко забытое, сухоена землю падает, дыхание тая.

Опять, опять пора моя уходит,когда добычей обагренных птицохотник меднополый верховодит,он бродит по земле, не различая лиц.

Найдем слезу скупую на щекеи вновь заметим силуэт знакомый,дурманящий аллею вдалекепо слабой линии пути от дома.

Прощай, прощай!Смятенье началось.С ума сошли от золота ограды.По-царски вышел на поляну лось,не отводя задумчивого взгляда.

И на скрещенье влажных глаздрожит разрез холодного пространства,оставленный дожившим до угланапоминаньем медленного танца.

Так шаг ее стремился от беды,так шарф ее скрывал озябший голос.Горят жаровней красные дубы,роняя уголь раскаленный в горло!

Сады легко лишаются листвы,но легче сад лишается любимых.Октябрь стреляет.Мимо, мимо!А кровь течет из головы.

9 июля. Понедельник

Довелось сегодня подслушать. Вовсе и не хотела. Направлялась на Черную дачу, а лавочка за кустом у меня вроде пересадочной станции. Тут я сижу некоторое время, смотрю, все ли в порядке.

Ветер сегодня неистовый. Метался туда-сюда, то вправо сдует листву, то влево. Я и не слышала, как подошли Костычев-старший и мама. Ветер «забросил» ко мне разговор. Что ж было делать? Встать и пройти мимо? Не желаю, мол, слушать ваши личные беседы. Я так и осталась на лавке с неуютным чувством, что могут раздвинуть ветки и увидеть меня.

Костычев: Вот и сказал тебе, Нина...

Мама: Спасибо.

Костычев: Сколько я ждал от тебя! Ты вспомни, Нина. Стихи переводила, и как! Но самое главное...

(Ветер относит слова.)

Мама что-то бормочет.

Костычев: Мне кажется, дочери и не представляют, на что ты способна.

Мама: Была...

Костычев: Нужно как-то иначе, иначе, Нина! У вас такой обеспеченный дом.

Мама: Что ты хочешь сказать?

Костычев: Никак не могу совместить эти мраморные изваяния, французские речи, весь ваш бомонд... (Порыв ветра.)

Мама отвечает.

Костычев (раздраженно): Да я не знаю! Но тут что-то не так! Есть ценности, Нина! Кто ты сейчас для своих дочерей? Безропотная домашняя служка? Пройдет несколько лет, совсем превратишься в наседку.

Так и сказал: «в наседку». Мама стала возражать взволнованно, но ветер совсем растрепал ее речь, только отдельные слова доносились. И разговор их дошел до перепалки.

Мама: Чего ты хочешь от меня, чего?

Костычев: Нельзя, так нельзя, Нина!

Я расстроилась, даже на Черную дачу не пошла. Что ему нужно? Зачем вмешиваться в чужую жизнь? Со стороны легко рассуждать. Сколько раз я слышала: обеспеченный дом, мраморные изваяния. Между прочим, мраморные изваяния только мешают, повернуться негде. И еще хочет, чтоб дедушка устроил его на работу!

НОЯБРЬ

Мы отдохнем, конечно, отдохнем,поскольку осень в трубочку свернулапергамент неба и свечу задула,огонь любви уже не виден днем.

Еще слезы прозрачное зерноне набухает в колоске ресницы,наивным крышам белый мальчик снится,и онеметь готовится окно.

Надень коньки, любовь моя слепая,и прокатись по вензелю пруда,пускай в тебе, вздымаясь и вскипая,возникнет нежных слов белиберда.

Их не услышит девочка в платочке,бредя по лесу с шариком любви.Глаза застыли, в небе гаснут точки,хоть птицами, хоть прахом их зови.

Ах, осень, что же будет с нами,когда зима в свой колокол пробьети небеса продрогшими дымами,как серую мантилью, подобьет.

Вот здесь опала куча мокрых листьев.Сюда, ко мне, прижмемся и вдохнемвесь этот мир, свернувшийся по-лисьи,и отдохнем, конечно, отдохнем.

10 июля. Вторник

Завтра все расскажу. Спать, спать!