Читать книгу "Пророчество - Андрей Кокотюха"

– Нет, не так, – ответил ровный голос. – Как только вы вошли в эту комнату и оказались в свете свечей, я уже увидела все, что мне требуется. Хотя… – Тут женщина впервые немного замялась. – Пожалуй, я неточно выразилась. Я действительно кое-что увидела, но это увиденное мне ни к чему. Точно так же, как ни к чему и многое из того, что я вижу в других людях, которые приходят ко мне. Разве все, что вы видите вокруг себя на протяжении дня, вам зачем-нибудь нужно? Я кое-что увидела, и ничего не изменится, если я буду знать ваши имена. К тому же, уважаемые, я сразу предупредила: никаких аттракционов не будет, в том числе и игры в угадайку.

– Меня зовут Сергей, – решил положить конец этой казуистике Горелый. – Мой коллега – Андрей. Теперь ваша очередь. Вы действительно занимаетесь пророчествами?

Прозвучало все это несколько грубовато, словно вопрос задал растерявшийся подросток, как, к примеру: «Павел Андреевич, вы шпион?» Но Олеся никак не отреагировала на откровенный натиск, только пожала плечами.

– Занимаются, к вашему сведению, бизнесом… или политикой, это уж кому что нравится. А пророчествами заниматься, как, например, свиноводством, невозможно. Если кто-то утверждает, что способен на такие вещи, не верьте. Что касается меня, то я просто вижу, и все. И то не всегда. Вам известно, кто такая Дельфийская Пчела?

– Дельфинская? – переспросил Шпола.

– Дельфины тут ни при чем, – сказала Олеся. – Дельфийская Пчела – так прозвали прорицательницу из древнегреческого города Дельфы, где стоял величественный храм, возведенный в честь бога Аполлона. Подлинное имя Дельфийской Пчелы было Пифия, и каждый ее ответ на заданный вопрос считался пророчеством.

– Ну да, значит, и сюда пчел пристегнули, – подытожил Горелый. – Может, сообщите еще что-нибудь не менее полезное?

– О пчелах?

– Да хоть бы и о них.

– Вы уверены, что хотите это услышать?

– А мы уже много чего от вас услышали.

– Ничего вы не услышали, – тем же монотонным голосом возразила Олеся. – Пчелой прорицательницу Пифию нарекли неспроста. Пчелы и все, связанное с ними, а это прежде всего мед и воск, непосредственно касается жизни и смерти как финала всякой жизни. Догорает восковая свеча – с ней догорает и чья-то жизнь…

Незваные гости окончательно онемели. А Олеся, чья фигура как бы мгновенно выросла, увеличилась в размерах (или это было всего лишь обманчивое впечатление?), вдруг заговорила совершенно иначе, чеканя каждое слово. Голос у нее стал низким, звучал напряженно, как бы придавая тяжести словам, и Горелый вдруг действительно ощутил их немалый вес.

– Дельфийскую Пчелу постоянно спрашивали о смерти. И она прорицала смерть… И сбывались… пророчества… ее…

За окном, далеко внизу, туда-сюда сновали машины.

Несмотря на необычность ситуации, Горелый все же успел адаптироваться ко всему этому сумраку, свечам и прочему, поэтому теперь пытался оценить обстановку и сделать кое-какие выводы. Например, если исходить из аксиомы, что жилье может многое порассказать о его обитателях, эта квартира выглядела исключением из правил или не укладывалась ни в какие правила. Либо этой Олесе с ее, так сказать, особыми способностями было глубоко плевать на всякий там комфорт, даже самый элементарный. И это казалось уж совсем странным.

Начать хотя бы с того, что квартира была однокомнатная, а в единственной комнате, помимо кресла, стола, стула и свечей, больше ничего не было. Планировка этих блочных домов по всей стране одна и та же, Горелый знал это наверняка, поэтому даже мысли не допускал, что кровать, раскладной диванчик или софа могли поместиться в микроскопической кухоньке. Правда, остальную часть квартиры они еще не видели, но в этом и не было особой надобности. Как бы то ни было, Сергей был уверен: никакой другой мебели здесь нет.

Где же в таком случае спит прорицательница?

Второе, что бросалось в глаза, вернее, лезло в уши, – шум проезжающих автомобилей за окном. Дом располагался рядом с трассой. Туда же выходили окна квартиры. Когда глаза Горелого окончательно приспособились к сумраку, он отметил для себя: в этой квартире остались допотопные оконные рамы и незастекленный балкон, хотя с момента сотворения Всевышним стеклопакетов жильцы советских коробок, спроектированных на скорую руку, начали массово отделять свои помещения от шумного внешнего мира плотными импортными оконными рамами. Здесь все осталось в первозданном виде еще со времен, когда этот дом был заселен счастливыми очередниками. Балкон этот был открыт не только всем ветрам – он, словно здоровенная ушная раковина, улавливал все внешние звуки.

Обои в одном месте отошли от стены. Поначалу Горелый решил, что это оптический обман, возникающий из-за мерцания свечей, но вскоре окончательно убедился: косметический ремонт здесь делали давным-давно, лет десять назад, а то и больше.

Пока что он не знал, как использовать эти наблюдения и к каким выводам можно прийти на их основе. Он вообще плохо представлял, как следует вести себя в гостях у ведьмы. И судя по тому, как держался Шпола, было похоже, что и он не вполне понимает, что происходит и свидетелями чего они с Сергеем являются. Молчала и Олеся, очевидно, считая, что сказала все, что следовало знать незваным гостям.

Но говорила она о вещах, совершенно незнакомых обоим оперативникам – и бывшему, и действующему. Шпола учился в Харькове, в полицейской академии, Горелый – тот вообще пришел в розыск из уличного патруля, закончив потом для проформы школу полиции. Ни тот ни другой не имел ни малейшего представления ни о мифологии, ни об оккультных науках, ни о прочих вещах, не поддающихся рациональному истолкованию и к которым сложно, практически невозможно применить хотя бы одну из статей Уголовного кодекса.

– Значит, сейчас вы пытаетесь убедить нас, что вы якобы наподобие этой… как ее… Пифии можете что-то там предсказывать и эти предсказания сбываются, верно? – После непродолжительной паузы Андрей вновь попытался вернуться к более привычным материям.

– Я не собираюсь никому ничего доказывать, – снова взялась за свое Олеся. – У меня нет необходимости в чем-либо вас убеждать. Вы пришли ко мне. Я могу только догадываться зачем. И говорить обо всем, что увидела, если, конечно, это вас интересует и вы готовы принять мои слова к сведению.

– Может, вы все-таки присядете? – предложил ей Горелый. – А то как-то неудобно.

Олеся молча взяла стул, поставила его таким образом, что по обе стороны от нее оказались свечи, стоявшие на полу, опустилась на сиденье и, как примерная школьница, сложила руки на коленях. Горелому тоже надоело стоять, но мест для сидения больше не было, поэтому он, недолго думая, опустился на корточки и привалился спиной к стене.

– А теперь давайте по порядку, – проговорил он. – Вы давно здесь живете?

– Но разве это имеет значение? – Снова вопрос вместо ответа на вопрос. И без всякого удивления, просто констатация факта.

– Послушайте! – Шпола, словно давая старт собственным мыслям, энергично хлопнул себя обеими ладонями по коленям. – Я не знаю, что и для кого сейчас имеет значение. Мы понятия не имели, кого здесь увидим и что услышим. Вы кормите нас байками, изображаете из себя неведомо что, тогда как у нас есть ряд совершенно конкретных вопросов, на которые мы хотим получить внятные ответы, пусть даже и в такой обстановке. Если вам для того, чтобы четко – повторяю, Олеся, четко! – отвечать, необходимо именно такое освещение – ради бога. Сейчас мы просто беседуем. Но если результат этой беседы меня не удовлетворит, я вызову полицейский наряд, задержу вас и запру в помещении с решетками на окнах. Там и побеседуем – хоть про Пифию, хоть про шмифию. Договорились?