Читать книгу "Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун"

И как только он занес руку для удара, его пальцы безвольно разжались. Он упал; по стонам я определил, что мой выстрел опередил его удар. На шум стрельбы сбежались люди. Принесли факелы, и я увидел распростертое у моих ног тело. По возможности кратко я объяснил, как все произошло. Двое мужчин подняли раненого с земли и понесли в трактир, располагавшийся поблизости.

Я не потерял присутствия духа. Мне сразу же пришло в голову, что пострадавший нуждается в медицинской помощи. Неподалеку жил очень опытный хирург, с которым мы были хорошо знакомы, и я послал за ним. Раненого внесли в большую комнату и положили на пол. До этого времени я понятия не имел, кто он. Теперь смог рассмотреть его лицо. Смертельная бледность не помешала мне узнать этого человека. Уайетт, да, Уайетт лежал, стеная, у моих ног!

Вскоре пришел хирург, который сообщил, что надежды нет. Через четверть часа Уайетт скончался, не приходя в сознание. Хирург, домовладелец и еще несколько свидетелей хорошо меня знали. Особых объяснений не потребовалось. Мне можно было поставить в вину только самозащиту. Домовладельца попросили оставить у себя труп до утра, а меня беспрепятственно отпустили домой.

Глава VIII

– До сих пор мой мозг лишь спонтанно отзывался на все, что я делал или переживал. Я не мог оценивать происходящее так, как оценивал его теперь, в отсутствие непосредственной угрозы, Опасность, исходившая от этого человека, угнетала меня. И я даже не задумывался, что будет, если источник опасности уничтожить. В то время мне казалось, что главное – найти способ обезвредить его, призвав на помощь проницательность и храбрость. И вот угрозы больше нет. Разум, в котором мог созреть чудовищный план, угас навсегда. Руки, готовые исполнить волю этого разума, отныне неподвижны. В одно мгновение Зло утратило силу, и никогда уже Артур Уайетт не сможет осуществить своих коварных замыслов. Наша жизнь после сообщения о его гибели во время бунта на корабле была спокойна и безоблачна. Потом страх и смятение вновь овладели нами, когда ошибочность этой информации стала очевидной, Но теперь его смерть позволяла восстановить прежнюю идиллию. Я собственными глазами видел труп нашего врага. Бесславной карьере этого человека, всем его злостным интригам и безумным намерениям, так долго державшим нас в страхе, пришел конец!

В ходе моих недавних размышлений мелькала и мысль о возможной кончине Артура Уайетта, что представлялось мне желательной развязкой. Но я почти не рассчитывал на такой исход. Среди длинного перечня всевозможных случайностей была и эта, но вероятность ее, как и всякой другой, казалась ничтожно малой. На то, что это может произойти внезапно, рассчитывать не приходилось. Я полагал, что, если нам доведется убить его, сначала мы должны будем придумать множество хитростей и уловок, составить подробный план действий.

И вот он мертв. Я убил его. Как это возможно? Я ничего не замышлял заранее. Меня вынудила необходимость, Окажись на месте Уайетта мой родной отец, все было бы точно так же. Я не отдавал себе отчета в том, что творю, Неужели это правда? Какой-то миг – и злодея больше нет. Глаза не обманывали меня. Я видел его агонию, видел его последние судороги. Зло уничтожено, и это сделал я!

Вот в каком состоянии пребывал мой рассудок после ужасного происшествия. До этого я был спокоен, внимателен, сосредоточен. Смотрел по сторонам, отмечая все, что попадалось мне по пути. Был склонен к раздумьям, но они не захватывали меня полностью, не мешали воспринимать окружающий мир. Что-то приковывало мое внимание, что-то нет, я легко отвлекался от собственных мыслей, наблюдая за тем, что происходит вокруг.

Теперь свободному волеизъявлению пришел конец, Мой разум – в оковах! Сраженный удивлением и обессиленный, я был сбит с толку и от избытка противоречивых мыслей не мог здраво рассуждать. Не мог даже следить за дорогой. Когда мне наконец удалось сконцентрироваться, я сообразил, что держу путь не домой, а в противоположную сторону. В нескольких шагах был виден особняк банкира. Тут только я спохватился и повернул обратно.

Мысли о доме пробудили во мне новые переживания, Я совершил непоправимое! Человек, которого я убил, был братом моей благодетельницы и отцом моей возлюбленной.

Стоило мне подумать об этом, и меня тут же захлестнуло безысходное отчаяние. Как я расскажу о случившемся? Какой эффект это произведет? Благородство и доброта госпожи порой застили ей правду, мешая видеть то, что подсказывало благоразумие. Безнравственность ее брата не знала границ. Язык сострадания был для него не более понятен, чем бормотание обезьяны. За сорок лет жизни он совершил множество черных дел, но сердце его было глухо к раскаянию. Он преследовал только одну цель: отнять у сестры душевный покой и, опровергая доводы добра, опорочить ее имя.

И все-таки он был ее братом. Человеческая природа такова, что даже у самого злостного негодяя под воздействием благотворного влияния может проснуться совесть, Во всяком случае, пока он жив, надежда на это продолжает теплиться. Узы родства близнецов гораздо крепче, чем бывают просто у брата и сестры. Миссис Лоример всегда полагала, что их судьбы тесно переплетены. Слухам о его гибели она отказывалась верить. То, что обрадовало ее друзей, вздохнувших с облегчением, ей самой принесло лишь боль и отчаяние. Мысль, что когда-нибудь он вернется домой, раскается, встанет на путь добродетели, утешала мою госпожу, которая упрямо держалась за нее.

Вы уже представляете себе характер этой женщины, Когда Артура Уайетта приговорили к ссылке, она приняла решение защититься от клеветы, основанной на ложном толковании ее невмешательства в судебный процесс. Рукопись, хотя и не опубликованная, была широко распространена. Никто не мог устоять перед простодушным и трогательным красноречием миссис Лоример, без того чтобы преисполниться восхищением ее справедливостью и силой духа. Эта рукопись – единственное свидетельство литературного дарования госпожи. Навечно запечатленная у меня в памяти, она была моим советчиком, влияла на мои собственные мысли.

Увы! Лучше бы я предал ее вечному забвению. В каждой строке, в каждом слове я находил осуждение того, что сделал, предвидя грядущие муки своей благодетельницы и представляя, какое негодование обрушится на виновника столь ужасного бедствия.

Я спасся за счет его жизни. Это мне следовало умереть, Жалкий трус! Где же моя хваленая благодарность? Ведь я клялся верой и правдой служить госпоже. Хороша услуга – убить ее брата и тем самым уничтожить надежду на его раскаяние, которую она так страстно и неустанно лелеяла! Из-за презренного чувства самосохранения, лишившего меня мужества, я оказался ничтожеством в момент испытания, когда Небеса призвали меня доказать искренность моих заверений.

А она верила мне. И ее доброта всегда была бескорыстна. Она не осудила мою попытку избавиться от бремени ее благодеяний. Безумная тревога, с которой она умоляла своего возлюбленного не мстить Уайетту, звучала у меня в ушах, заставляя переживать все вновь и вновь. Мне явственно слышался ее голос и полные горечи слова: «Не трогай моего брата. Где бы ты ни встретил его, как бы он ни был опасен, дай ему уйти невредимым. Можешь расстаться со мной, можешь меня возненавидеть, даже убить – я вынесу это. Только об одном молю: пощади моего несчастного брата. Убив его, ты убьешь и меня, и не просто убьешь, а обречешь мою душу на вечные муки!»