Читать книгу "Мать и дочь. Синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов - Луиза Дегранж"

Глория Дюбуа не кичилась врожденной гордостью, но строгое воспитание не позволяло ей сделать первый шаг навстречу Большому Сэму.

Тем временем Тина Маквелл, входившая в группу поддержки университетской команды, сумела привлечь к себе внимание двухметровой звезды.

Их скоротечный роман длился недолго – Тина потеряла девственность, но без побочных и нежелательных последствий, а Большой Сэм нацелился на очередную невинность.

Тина в отместку решила проучить баскетбольного плейбоя и познакомила короля трехочковых бросков с подругой.

Коварная Маквелл предвкушала тот яростный отпор, который должен был получить Большой Сэм от принципиальной недотроги.

Глория узнала о коварном плане лучшей подруги гораздо позже, но даже не рассердилась на глупышку Ти. Наоборот, поблагодарила дерзкую подругу за хороший и своевременный урок.

Первая же интимная встреча лишила скромную недотрогу всех иллюзий: и насчет двухметрового роста, и насчет трехочковых бросков.

Случилось это на вечерней тренировке.

Команда разошлась, и лишь Большой Сэм задержался, словно бы для отработки фирменного броска. На самом же деле центровой ждал обещанного прихода новой поклонницы.

Глория, тихонечко проникнув в зал, не решилась спуститься на площадку, а уселась на самом верхнем ряду.

Впрочем, баскетболист наметанным глазом сразу заметил робкую зрительницу и с фирменной улыбкой предложил ей подавать ему мячи.

Глория незамедлительно согласилась.

И пока Большой Сэм изящно, невозмутимо и точно закидывал в корзину мяч за мячом, все шло великолепно.

Глория то взвизгивала от восторга, то хлопала в ладоши, то смешно подпрыгивала.

Но вот, закончив очередную снайперскую, безупречную серию, Большой Сэм без всякого предупреждения, как бы в благодарность за поданный мяч, поцеловал раскрасневшуюся помощницу в губы, поцеловал крепко и мощно, зафиксировав новую жертву в крепком, мускулистом и не обещающем ничего хорошего объятии.

Глория Дюбуа мгновенно поняла, что если сейчас не врежет этому двухметровому наглецу по уху, то баскетболист непременно исполнит вульгарный половой акт, исполнит расчетливо и точно, как свой коронный трехочковый бросок.

Что ощутила барабанная перепонка охваченного страстью центрового, интересовало непокорную студентку меньше всего – главное, липкие и противные губы прекратили долгий поцелуй, а тиски мускулистых объятий разжались.

Большому Сэму хватило спортивной закалки, чтобы обернуть инцидент в шутку и позже не трепаться о неудачной попытке.

Глория Дюбуа, посчитав, что сама спровоцировала баскетболиста на сексуальный порыв, тоже постаралась как можно скорее забыть тренировочный инцидент, едва не перешедший в рядовое изнасилование.

А Тине Маквелл несостоявшийся роман оба участника преподнесли одинаково.

Большой Сэм заявил, что Глории Дюбуа явно не хватает роста.

А Глория Дюбуа констатировала факт: двухметровый баскетболист – не самый удобный партнер для общения, а тем более для лиричной и сентиментальной любви. Да и с женихом такой величины обручаться довольно смешно.

Подруга Ти согласилась с умненькой Гло.

Центровой годился лишь для секса, но не для семейной жизни. В его короткостриженой голове была такая же пустота, как и в мяче, которым он метко попадал в корзину.

Подруга Ти успокоила мечтательницу Гло, заверив, что для всех спортсменов, не исключая бейсболистов и академических гребцов, секс – это лишь легальный допинг, и не более того.

Высоконравственная студентка, не желающая размениваться на эротическую мелочёвку и жалкую имитацию настоящих чувств, перестала ходить на баскетбольные матчи, чтобы не мешать Большому Сэму попадать мячом куда следует с любой дистанции…

О спортивно-эротическом казусе так и не узнали ни взбалмошная Маман, ни строгая Гранд Маман, ни даже фамильные розы Национального парка…

10. Нерушимая клятва

От досадных и грустных воспоминаний студенческой поры Глорию отвлекла немка, широкая в бедрах и плечах.

В своем желто-черном наряде туристка из Германии походила на огромную пчелу, жаждущую нектара. И низкий голос, и речь с баварским готическим акцентом напоминали грубоватое и назойливое жужжание.

– Зер гут! Зер гут. Зер гут.

Немецкая упитанная пчела вилась рядом с фамильной бабушкиной розой – «Ночной поцелуй».

– Аромат зер гут.

– Еще какой гут, – одобрительно улыбаясь, подтвердила Глория. – Еще какой!

Дородная пчела обогнула роскошный куст.

– Колер – зер гут.

Глория поддержала оценку:

– Что гут, то гут.

Пчела то приостанавливалась, тяжеловато и рискованно нагибаясь, то вновь продолжала осмотр.

– Веточный каркас – зер гут.

Глории было весьма приятно слышать грубоватые комплименты бабушкиному сорту.

В немецкой пчеле угадывалась начинающая любительница по цветочной части.

Глория хотела было дать несколько профессиональных советов заокеанской любительнице, но мысли аспирантки с черенков, окучивания, привоев и подкормки упорно срывались на реальность, которая была переполнена лишь одним нарастающим и нарастающим ощущением бездонной любви, бездонной, как синее-пресинее осеннее чистое небо.

Немецкая пчела, замерев, проштудировала табличку, на которой указывался штат, название розы и фамилия селекционера.

– Фройляйн, я обалдеваю: «Поцелуй ночи»!

– «Ночной поцелуй», – уточнила Глория.

Любознательная немецкая пчела не унималась:

– Фройляйн, только ответьте мне на один вопрос, если вас не затруднит.

– С большим удовольствием.

– Почему здесь, в саду, так много Дюбуа?

Глория, не выдержав, рассмеялась – заливисто и раскованно.

– А что я сказала такого смешного? – возмущенно загудела недоумевающая пчела.

Глория посерьезнела и собралась, как на семинаре перед аудиторией первокурсников.

– Да нет, все правильно, фрау.

– Правильно?

– Просто Дюбуа – это такая розовая династия.

– О, данке шен!

– Извините, фрау, а как будет по-немецки «взаимная любовь»?

– Любовь? – растерянно переспросила пчела. – Взаимная?

Глория терпеливо ждала ответа на вопрос не по теме.

– Я не понимаю! – законно возмутилась пчела. – А какое отношение любовь имеет к розам?

– Самое непосредственное!

Глория вновь утратила серьезность научного работника и преподавателя – в голубых до неестественности глазах искрила нарождающаяся страстность, угадывалась холодная решимость довести нынешний любовный эксперимент до логического конца.