Читать книгу "Великие умы России. Том 11. Александр Столетов - Полина Чех"

В 1887 году к Александру Григорьевичу приходит П. М. Голубицкий, основоположник отечественной телефонии. Он рассказывает невероятную историю о том, что в маленьком городке в Калужской губернии живет глухой учитель – изобретатель каких-то летательных аппаратов, чьи проекты постоянно отклоняются царскими чиновниками и деятелями официальной науки. Они считают его проекты чем-то невозможным, фантастическим. «Аэростат должен навсегда, силою вещей, остаться игрушкой ветров», – пишут они на зачеркнутом проекте дирижабля.

Голубицкий предлагал ему поехать с ним в Москву, представиться уже знаменитой тогда Софье Ковалевской. Но учитель отказывается. «Мое убожество и происходящая от этого дикость помешали мне в этом. Я не поехал. Может быть, это к лучшему», – будет он потом объяснять. И тогда Голубицкий предложил ему написать Столетову. В ответ на письмо учителя из Боровска Столетов приглашает его выступить на заседании Общества любителей естествознания.

Не проходит и нескольких месяцев, как в квартире Столетова раздается стук. На пороге стоит тот самый изобретатель – К. Э. Циолковский.

Константин Эдуардович Циолковский. 1857–1935

Благодаря Столетову Циолковскому удается познакомить со своими разработками и проектами Физическое отделение Московского общества любителей естествознания. Сбивчиво, взволнованно рассказывает изобретатель о своем цельнометаллическом дирижабле. На этом заседании Циолковский встречает людей, которые поверят в него. Сердечное участие в судьбе боровского учителя принимает не только Столетов, но и Жуковский, Менделеев.

«Моя вера в великое будущее металлических управляемых аэростатов все увеличивается и теперь достигла высокой степени, – пишет Циолковский Столетову. – Что мне делать и как убедить людей, что „овчинка выделки стоит“? О своих выгодах я не забочусь, лишь бы дело поставить на истинную дорогу.

Я мал и ничтожен в сравнении с силой общества! Что я могу один! Моя цель – приобщить к излюбленному делу внимание и силы людей. Отправить рукопись в какое-нибудь ученое общество и ждать решающего слова, а потом, когда ваш труд сдадут в архив, сложить в унынии руки – едва ли приведет к успеху.

История показывает, что самые почтеннейшие и ученейшие общества редко угадывают значение предмета в будущем, и это понятно: исследователь отдает своему предмету жизнь, на что немногие могут решиться, отвлеченные своими обязанностями и разными заботами. Но в целом среди народов найдутся лица, посвятившие себя воздухоплаванию и уже отчасти подготовленные к восприятию известных идей.

Итак, я решился составить краткую статью (20–30 листов писчих), содержащую решение важнейших вопросов воздухоплавания; надеюсь закончить эту работу в три или четыре месяца. Но прежде чем присылать вам ее и хлопотать так или иначе о ее напечатании, позвольте мне передать резюме этой статьи, которое вам и посылаю (печатать его, конечно, некому).

Я желал бы, чтобы Як. Игн. [Вейнберг], Ник. Е. [Жуковский] и другие лица, не подвергая преждевременно критике мои идеи, прочли посылаемое мною резюме».

Но реакционные профессора смотрят на таких, как Циолковский, как на чудаков, их выдумки заставляют только фыркнуть под нос. О подобном впечатлении можно прочесть у Белого:

«У нас появлялся Столетов прередко, вполне неожиданно, безо всякого дела; и – не один, а… в сопровождении неизвестного чудака (всегда – нового, потом исчезающего бесследно); приведенная Столетовым к отцу странная личность развертывала веер юродств; а Столетов, бывало, сидит, молчит и зорко наблюдает: впечатление от юродств приведенной им к отцу личности; насладившись зрелищем изумления отца перед показанным ему чудачеством, профессор Столетов удаляется: надолго; и потом – как снег на голову: появляется с новым, никому не известным чудаком.

Почему-то явление к Столетову чудаков вызывало в нем всегда ту же мысль: надо бы с чудаком зайти к профессору Бугаеву».

Ирония Андрея Белого понятна – он жил в семье профессора Бугаева, отнюдь не положительно настроенного по отношению к Столетову. Он не знал, сколько трудов, сил и веры на самом деле вкладывает Александр Григорьевич в тех, кого автор «Двенадцати» называет в своих мемуарах «юродивыми».

«Прошу Вас не оставлять меня!» – такими словами заканчивает одно из писем Столетову Циолковский.

В 1891 году своим лаборантом устраивает Столетов П. Н. Лебедева, только что вернувшегося из-за границы. Оценив его потенциал, Александр Григорьевич в 1885 году рекомендует Лебедева в качестве приват-доцента университета. Именно он станет продолжателем дела всей жизни Столетова – создаст целую школу физиков, которые станут преподавать во многих высших заведениях страны.

Школа Столетова не была школой в привычном нам смысле этого слова. Ведь он подразумевает под собой узкую специализацию, а в случае Александра Григорьевича все его ученики могли пойти по совершенно разным дорогам: термодинамика, электромагнетизм, акустика, оптика… Но именно с него, по сути, началась физика в России. В 1889 году на обеде, данном в честь Столетова, Жуковский скажет: «Более половины московских физиков – Ваши ученики. Все выросли до ученых под Вашим руководством. Вы направляли их исследования, указывали им более целесообразные расположения их наблюдений. Вы заботились о своих учениках до мелочей».

Не зря именно Жуковский произнесет эту речь. Ведь Столетов открыл и его, своего земляка, родившегося в селе Орехово Владимирской области. Именно он потом создаст условия для развития авиации в нашей стране, разработает теоретические основы крылатых летательных аппаратов.

В 1881 году после кончины А. С. Владимирского Александра Григорьевича избирают председателем физического отделения Общества любителей естествознания. Приходит он туда, так сказать, со всем своим войском. Все члены столетовского кружка становятся членами общества и в апреле того же года образовывают там физико-математическую комиссию, созданную «следить за успехами физико-математических знаний и содействовать разработке текущих вопросов в этой области и преимущественно со стороны чисто научной». «Занятия такой комиссии, – уточняет Столетов, – доставят новый материал для рефератов, предлагаемых на заседаниях отделения».

В это же время Столетов становится директором Отдела прикладной физики Политехнического музея и получает возможность пользоваться всеми приборами, хранящимися в музее.

Слушатели публичной лекции в аудитории Политехнического музея. 1895 год

Судьбы музея и столетовской лаборатории очень схожи. Им приходилось развиваться в тяжелейших условиях самодержавия, выбивать разрешения на постройку новых помещений. Так, Общество любителей естествознания, посчитав место, выделенное под музей, тесным и неудобным, направило запрос на постройку музея на пустыре возле Лубянской площади.