Читать книгу "Маленькая девочка в Эмиратах - Лара Шапиро"

А если кому-то срочно нужны деньги «на лекарства маме», то необязательно идти на панель. Эти же деньги можно заработать, убирая храм.

Но в храм попадал не каждый. Только те, кто нравился старухам. Лара посещала храм почти год, перед постригом, но затем всё произошло слишком быстро. В одно прекрасное утро ей сказали, чтобы она шла домой и собирала чемоданы. Что к обеду приедет автобус, который увезёт её в женский монастырь. Навсегда. Вот это «навсегда», бесповоротность и напугали её. Она ушла собирать чемоданы и не вернулась.

Но перед этим она дала обет Богу, что будет «невестой Иисуса Христа». И не выполнила свой обет. Теперь за это расплачивались её мужчины. Любимые мужчины.

«Ты чудовище!» – думала про себя Лара.

20

Была середина января. Лара жила ожиданием. Ожиданием того, что скоро поедет домой и наконец-то увидится с мамочкой. Шесть лет прошло с их последней встречи. Шесть долгих лет разлуки. Последний раз, когда мама провожала её на автобусную остановку, она смотрела на Лару грустными-грустными глазами. Своими бездонными голубыми глазами. Посмотрите в эти глаза – и вы увидите в них всю Россию.

«Теперь можно, – думала Лара, – теперь обо мне уже никто не помнит, никто меня не ищет. Братков наверняка уже почти всех поубивали или пересадили. Никто не будет поджидать в России. Тем более такой повод – первая внучка! Скорей бы, скорей бы уже закончилась зима, скорей бы доченька подросла, чтобы можно было лететь, показать её маме. Мама будет очень счастлива… Для пущей подстраховки можно лететь через Шереметьево, не через Кольцово, тогда точно никто не узнает». Всё это Лара не раз прогоняла в голове, с тех пор как родилась дочь.

А в январе она позвонила домой.

– Скажите маме, что она скоро увидит свою первую внучку! Что как только станет теплее и ребёночек окрепнет, я сразу к ней.

– Лариса, а тёти Любы больше нет. Её убили… бандиты… за неделю до рождения твоего ребёнка. Леночка строго-настрого запретила тебе говорить. Но теперь она сказала, что можно.

Лара позвонила. По этому телефону она могла звонить только в особых случаях. Это был особый случай.

– Как? – только и смогла спросить.

– Лариса, ты только не волнуйся, только не волнуйся. Мы уже нашли, кто это сделал. Его «закрыли». Его опустят в тюрьме. До зоны он не доедет. Лариса, он покойник.

«Да при чём тут это? – устало думала Лара. – МАМЫ. БОЛЬШЕ. НЕТ!»

В тот день она выкурила две пачки сигарет.

Мама

Мама. Это она мыла ей ноги и обрабатывала раны, когда Лара приезжала со сборов с убитыми в мясо ногами. Это она обзванивала всех родственников с позывными «Ларчик заболел!», когда у Лары поднималась температура. И каждый родственник должен был бросить всё и примчаться. Иначе смертельная обида. Это она кричала ей: «Ларчик, держись! Держись! Держись!», когда что-то не получалось во время эстафет и соревнований. И Ларчик держался. Иногда зубами за воздух. Это мамино «Ларчик, держись!» она пронесёт сквозь годы. Через всю жизнь.

Многочисленные исследования гениев показали, что у них необязательно были выдающиеся или талантливые отцы. Но у них всех были исключительные, необыкновенные матери. Евреи мудры в своём определении национальности ребёнка по матери.

Мама была необыкновенным человеком. Она училась в трёх институтах: горной инженерии, на физмате новосибирского педагогического и в СЮИ[9]. Она везде поступала легко. У мамы была феноменальная память и навык скорочтения. Мама знала всю «Советскую энциклопедию» наизусть. Она знала всю высшую математику Лобачевского. Она играла в шахматы лучше всех. О её стрелковых способностях ходили легенды. И даже её отъявленные враги признавали, что она «математик от Бога». Мама умела перемножать в уме трёхзначные числа. Но она никогда не считала себя гением. Она говорила: «Каждый может добиться того же, но люди слишком ленивы».

Это она рассказала десятилетнему Ларчику про отпечатки пальцев, их виды и как их снимать. Они снимали отпечатки пальцев дома, вместе. А мама учила её распознавать узоры. Это она показывала десятилетнему Ларчику, как нужно проводить следственный эксперимент или изучать место убийства, как нужно обводить мелом труп и на что следует обращать внимание. Ларчику нравилось. Ларчик думал, что это увлекательная игра.

Это она водила двенадцатилетнего Ларчика по всем моргам города, изучая искуроченные тела жмуриков и приучая к тому, что бояться надо живых, а не мёртвых. Это благодаря ей пятнадцатилетний Ларчик знал всю программу СЮИ, историю криминального мира и весь УК РФ наизусть, за что В СВОЁ ВРЕМЯ так быстро и выбился в авторитеты среди бандитов. УК РФ мало было знать. Мало знать законы – нужно ещё уметь их интерпретировать в свою пользу. И этому тоже научила мама.

Если они с мамой приезжали в новый город, то первое, что они делали, – шли в местный тир. Прийти, перестрелять там все возможные призы и уйти. У Ларчика никогда не получалось стрелять так же хорошо, как у мамы.

Мама. Иногда она стояла у окна и смотрела куда-то вдаль своими большими грустными глазами.

– Мама, почему ты такая красивая, умная и такая… одинокая?

– Видишь ли, Ларчик, муж никогда не допустит, чтобы жена была умнее его. Ему МУЖСКОЕ САМОЛЮБИЕ не позволит.

«Страшная это вещь, „мужское самолюбие", – думал Ларчик, – раз оно бросает таких красивых и умных женщин».

Но два раза в год, на Восьмое марта и мамин день рождения, вся их квартира наполнялась цветами. От «тайных поклонников». Цветов было столько, что некуда было ставить.

Недавно Лара встретила свою учительницу русского и литературы. «Ты знаешь, – сказала учительница, – за мою почти двадцатилетнюю педагогическую практику ты единственная, кто подходил ко мне после уроков и спрашивал, что ещё можно прочитать по этой теме, кроме школьной программы. Ты единственная, кто писал аннотации ко всем прочитанным книгам и изучал биографию автора, чтобы глубже понять смысл произведения».

И это тоже была мама. Без мамы Ларчик бы не догадался. Более того. Мама заставляла изучать книжное издательство, место, где была издана книга, кем, год издания и кто отвечал за качество информации. Тогда Ларчику казалось это излишеством. И только готовя докторскую, она поняла, зачем это было нужно.

Мама, мама. Это она приучила к порядку, дисциплине и умению выживать в любых условиях. После её прокурорского металлического голоса все угрозы уралмашевских отморозков казались детским лепетом. И это мамино, лейтмотивом, через всё детство: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». На колени Ларчика не смог поставить никто. Даже Ниндзя.

И вот такого человека не стало. Но рядом лежал плачущий комочек, и нужно было как-то жить дальше.

Конец